Корбьер, Тристан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жоашен, Эдуар»)
Перейти к: навигация, поиск
Тристан Корбьер
Tristan Corbière
Имя при рождении:

Эдуар Жоашен

Место рождения:

Морле, Франция

Место смерти:

Морле, Франция

Гражданство:

Франция Франция

Род деятельности:

поэт

Направление:

символизм

Язык произведений:

французский

[lib.ru/INOOLD/KORBER_T/ Произведения на сайте Lib.ru]

Тристан Корбьер (фр. Tristan Corbière, Эдуард Жоакен Корбьер, настоящее имя Эдуар Жоашен, 18 июля 1845, Морле1 марта 1875, там же) — французский поэт-символист, представитель группы «прóклятых поэтов».





Биография

Эдуар-Жоакен Корбьер родился 18 июля 1845 года в небольшом морском городке Морле, в Бретани. Его отцом был Жан Антуан Эдуар Корбьер-старший, морской волк, капитан дальнего плавания. Это был человек вольный и бесстрашный, отверженный романтик и вольтерьянец. Он много путешествовал, о чём писал в своих заметках, которые были напечатаны в различных французских журналах; часто попадал в различные неприятности, отсидел в тюрьме, а затем, уставший от долгих странствий, обосновался в маленьком городке Марло, где женился на будущей матери Тристана Анжелике Корбьер Пюио, которая была младше мужа на 33 года. Всего в семье было трое детей, самым старшим из которых был Тристан.[1]

Эдуар-Жоакен провел своё детство в поместье Лонэй, неподалеку от Морле. Когда ему исполнилось 14 лет, его родители решили отправить сына в императорский пансион Сен-Бриё. Но вскоре успешная учёба Корбьера была прервана суставным ревматизмом, впоследствии перешедшим в чахотку [2], поэтому он был не в состоянии продолжать обучение и был вынужден отправиться жить к своему дяде-врачу, у которого был собственный дом в Нанте. Там он поступает в местную школу, но уже через два года болезнь заставляет его вновь прервать занятия.

Чтобы хоть как-то облегчить страдания, Корбьер отправляется в путешествие по тёплым морям. Но оно не приносит каких-либо видимых улучшений. Отчаявшись, он решает поселиться на берегу океана, в городке Роскоф, где у его отца был небольшой дом. Здесь он часто выходит в море на маленькой яхте своего отца «Невольничье судно» (по названию самого популярного романа его отца), рисует и начинает писать свои первые стихи. Местные жители звали его по-бретонски «Ан Анку», что в буквальном переводе значит «Призрак смерти». Он сам признавал, что был некрасив и в чём-то даже страшен: худое тело, большой рост, всклокоченные волосы; он считал себя никчёмным, не приспособленным к жизни человеком, удел которого чтение и творчество. От безысходности он сводит дружбу с некоторыми французскими поэтами, которые часто приезжали летом отдохнуть в Роскоф. С одним из них он отправляется в долгое путешествие по Италии. Там он знакомится с графом Родольфо де Баттином и его возлюбленной — итальянской актрисой Армидой-Жозефиной Куччиани, которая выступала под сценическим псевдонимом Эрмини, но которую Корбьер всегда называл Марселлой.[3]

Корбьер влюбляется в Куччиани, и эта любовь определит его будущее творчество. Не в силах вынести разлуку с ней, он отправляется в Париж. Но отношения у них не складываются, и вскоре итальянская актриса уходит от больного поэта. В 1873 году Корбьер выпускает на деньги своего отца свою единственную книгу «Кривая любовь». Она осталась совершенно незамеченной в Париже, и Тристан возвращается в Бретань. Здесь он вновь пробует сочинять стихи, но у него ничего не выходит. 1 марта 1875 Эдуар-Жоакен Корбьер умирает от чахотки под крышей собственного дома.

Сочинения

«Кривая любовь» (фр. «Les Amours jaunes») — книга гротескно-иронической лирики, единственная книга Корбьера, выпущенная в 1873. Название этого сборника составлено из аналогий с французскими идиомами «желтый гнев» — бурная ярость, сильное раздражение, и «желтая улыбка» — улыбка кривая, усталая, вымученная. В эту книгу вошло практически всё написанное поэтом. В неё не вошли лишь несколько юношеских стихотворений и двенадцать стихотворений, которые были найдены и опубликованы посмертно. Оригинал книги сопровождался посвящением: «Корабль невольников» (1832) — наиболее известным романом отца Тристана. Книга была переиздана в 1891 году в том же виде.

В августе 1883 года в парижском литературном еженедельнике «Лютеция» появился очерк Поля Верлена, посвящённый творчеству Корбьера. Статьи о нём стали первыми в сборнике «Статей о проклятых поэтах».

«Кривая любовь» глубоко повлияла на Томаса Элиота. Стихи Корбьера переводили на русский язык Иннокентий Анненский, Иван Тхоржевский, Сергей Бобров, Бенедикт Лившиц и другие.

Напишите отзыв о статье "Корбьер, Тристан"

Примечания

  1. [legeartis.medic-21vek.ru/critycs/corostov.shtml Валерий Коростов]
  2. Цитата по: Проклятые поэты. Пер. с фр. М.Яснова. — СПб.: «Азбука-классика», 2007;
  3. Цитата по: Martineau R. Tristan Corbière. Paris : Le Divan, 1925.

Публикации на русском языке

  • Корбьер Т. Стихи // От романтиков до сюрреалистов: Антология французской поэзии / Пер. Б. Лившиц. — Л.: Время, 1934. — 198 с. — 5000 экз.
    • Корбьер Т. Стихи // Французские лирики XIX и XX веков / Пер. Б. Лившиц. — Л.: Художественная литература, 1937. — 236 с.
  • Корбьер Т. Стихи // Созвучия: Стихи зарубежных поэтов в переводе Иннокентия Анненского, Фёдора Сологуба. — М.: Прогресс, 1979. — 180 с. — (Мастера поэтического перевода, 23—24). — 10 000 экз.
  • Поэзия Франции: Век XIX. М.: Художественная литература, 1985, с.318-328
  • Корбьер Т. Стихи / Пер. и сост. М. П. Кудинова. — М.: Художественная литература, 1986. — 138 с. — 25 000 экз.
  • Семь веков французской поэзии в русских переводах. СПб: Евразия, 1999, с.409-415
  • Проклятые поэты. СПб: Наука, 2006, с.39-156

Литература

В Викитеке есть тексты по теме
Корбьер, Тристан
  • Martineau R. Tristan Corbière. Paris : Le Divan, 1925.
  • Thomas H. Tristan le dépossédé. Paris: Gallimard, 1972
  • Dansel M. Langage et modernité chez Tristan Corbière. Paris: Nizet, 1974.
  • Burch F.F. Sur Tristan Corbière: lettres inédites adressées au poète et premières critiques le concernant. Paris: A.G. Nizet, 1975
  • Lunn-Rockliffe K. Tristan Corbière and the poetics of irony. London: Clarendon Press; Oxford; New York: Oxford UP, 2006

Отрывок, характеризующий Корбьер, Тристан

Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.