Витовский район

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Витовский район
Вітовський район
Герб
Флаг
Страна

Украина

Статус

район

Входит в

Николаевскую область

Административный центр

Николаев

Дата образования

1939

Официальный язык

украинский

Население (2005)

55 тыс.

Площадь

1460 км²

Часовой пояс

EET (UTC+2, летом UTC+3)

Витовский район (укр. Вiтовський район, до 2016 г. — Жовтневый[1].) — административная единица на юге Николаевской области Украины. Административный центр — город Николаев, в его состав не входит.





География

Площадь 1460 км².

Основные реки — Южный Буг, Ингул.

История

Район образован в 1939 году.

Демография

Население района составляет 55 тысяч человек (2005), в том числе в городских условиях проживают около 8 тысяч.

Административное устройство

Количество советов:

  • поселковых — 2
  • сельских — 19

Количество населённых пунктов:

  • посёлков городского типа — 2
  • сёл — 30
  • посёлков сельского типа — 12

Населённые пункты

Список населённых пунктов района находится внизу страницы

Ликвидировано:[2][3]

  • с. Павловка (укр. Павлівка), ликв. в 70-х годах

Известные уроженцы

Напишите отзыв о статье "Витовский район"

Примечания

  1. [zakon3.rada.gov.ua/laws/show/1377-19 Постанова Верховної Ради України "Про перейменування окремих населених пунктів та районів"] // Верховная Рада України (официальный веб-портал) (укр.)
  2. [www.soldat.ru/admdel/ Украинская ССР. Административно-территориальное деление на 1 января 1979 года]. — К.: Главная редакция Украинской Советской Энциклопедии, 1979. — 512 с.
  3. Украинская ССР. Административно-территориальное устройство на 1 января 1987 года. — К.: Главная редакция Украинской Советской Энциклопедии, 1987. — 504 с. (укр.)

Ссылки

  • [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rdat1=24.02.2007&rf7571=22333 Учётная карточка района на сайте Верховной рады Украины] (укр.)
  • [www.mykolayiv-oda.gov.ua/publication/content/322 Сведения на сайте областной администрации]


Отрывок, характеризующий Витовский район

После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.