Гослар де Монсабер, Жозеф де

Жозеф де Гослар де Монсабер
Награды и премии

Жозеф де Гослар де Монсабер (фр. Joseph de Goislard de Montsabert; 30 сентября 1887, Либурн — 13 июня 1981, Дакс) — французский военный деятель, генерал.

Родился в семье военных. Окончил академию Сен-Сир, в 1911 году произведён в лейтенанты. Участвовал в Первой мировой войне, награждён орденом Почётного легиона.

Участник многих сражений Второй мировой войны. В 1939 году был произведён в полковники, после поражения Франции уехал в Северную Африку, где вступил в армию де Голля. Сражался в Тунисе и в Италии. В 1944 году участвовал в освобождении Прованса, затем воевал в Эльзасе и в Германии. В июле 1945 года был назначен командующим французскими оккупационными силами в Германии. В 1946 году ушёл в отставку в звании генерала армии.

В 1951—1955 годах был депутатом Национального собрания.

Отрывок, характеризующий Гослар де Монсабер, Жозеф де

В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.