Тсонга, Жо-Вильфрид

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жо-Вильфред Тсонга»)
Перейти к: навигация, поиск
Жо-Вильфрид Тсонга
Место проживания Женген, Швейцария
Рост 188 см
Вес 91 кг
Начало карьеры 2004
Рабочая рука правая
Удар слева двуручный
Тренер Николя Эскюде
Тьери Асьон
Призовые, долл. 17 312 083
Одиночный разряд
Титулов 12
Наивысшая позиция 5 (27 февраля 2012)
Турниры серии Большого шлема
Австралия финал (2008)
Франция 1/2 финала (2013, 2015)
Уимблдон 1/2 финала (2011, 2012)
США 1/4 финала (2011, 2015)
Парный разряд
Титулов 4
Наивысшая позиция 33 (26 октября 2009)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 2-й раунд (2008)
Франция 1-й раунд (2002-03, 2009)
Международные медали
Олимпийские игры
Серебро Лондон 2012 парный разряд
Последнее обновление: 16 мая 2016 года

Жо-Вильфри́д Тсонга́[1] (фр. Jo-Wilfried Tsonga; родился 17 апреля 1985 года в Ле-Мане, Франция) — французский профессиональный теннисист; финалист одного турнира Большого шлема в мужском одиночном разряде (Australian Open-2008); победитель 16 турниров ATP (12 — в одиночном разряде); призёр теннисного турнира Олимпийских игр в мужском парном разряде; бывшая пятая ракетка мира в одиночном разряде; обладатель Кубка Хопмана (2014) и двукратный финалист Кубка Дэвиса (2010, 2014) в составе национальной сборной Франции; победитель одного юниорского турнира Большого шлема в одиночном разряде (US Open-2003); бывшая вторая ракетка мира в юниорском одиночном рейтинге.





Общая информация

Жо-Вильфрид вырос в спортивной семье. Его отец Дидье играл в гандбол, также он является учителем химии. Отец Жо-Вильфрида родом из республики Конго, а мать Эвилин — француженка. Её профессия учитель. Младший брат Жо-Вильфрида Энцо является студентом и занимается баскетболом. Кроме того, полузащитник английского футбольного клуба «Астон Вилла» Шарль Н’Зогбия приходится Жо-Вильфриду двоюродным братом.

Имеет прозвище «Али» за внешнюю схожесть с легендарным боксёром прошлого Мохаммедом Али.

Спортивная карьера

Начало карьеры

Начал играть в теннис в возрасте 7 лет. В 2003 году выиграл юниорский US Open. В 2004 стал профессионалом, выиграл один Futures и два турнира серии Challenger. Дебютировал в соревнованиях ATP в сентябре 2004 года на турнире в Пекине, где в первом же круге победил знаменитого испанца Карлоса Мойю — 6-3, 6-3. В этом же году дебютировал на турнире категории ATP Masters Series в Париже, где в первом круге победил хорвата Марио Анчича, а также выполнил очень мощную подачу со скоростью 234 км/ч, заявив о себе как о будущем мастере по быстрым покрытиям. В 2005 году Тсонга впервые выступил в основной сетке турнира из серии Большого шлема. Им стал Открытый чемпионат Франции, где он выбыл в первом же раунде, уступив третьему на тот момент в мире Энди Роддику. За 2005 и 2006 год Тсонга добавил к себе актив четыре победы на турнирах Futures и две победы на турнирах Challenger. Из-за серии травм, включавшей повреждение лодыжки, травму спины и плечевого сустава, до начала 2007 года Тсонга сумел принять участие всего в трёх турнирах ATP.

2007-08

В 2007 году играл на Открытом чемпионате Австралии, где в первом же матче проиграл Энди Роддику в четырёх сетах, при этом выиграв первый на самом продолжительном тай-брейке (20-18) в истории турнира. Также этот тай-брейк является повторением самого продолжительного в истории тенниса. В первой половине сезона победил на четырёх турнирах серии Challenger и одном Futures. В июне 2007 года вышел в третий раунд турнира ATP в Лондоне (Queen’s Club), обыграв действующего чемпиона турнира Ллейтона Хьюитта — 7:6, 7:6. На "Уимблдонском турнире и Открытом чемпионате США выходил в четвёртый и третий раунд соответственно. Также приезжал в Москву на Кубок Кремля, где в первом же круге уступил будущему чемпиону — Николаю Давыденко. Год закончил на 43-й позиции, поднявшись на 169 пунктов по сравнению с началом года и став самым прогрессирующим теннисистом в Топ-75.

2008 год начал с выхода в полуфинал турнира в Аделаиде. На Открытом чемпионате Австралии этого года Тсонга сумел показать сенсационную игру, выйдя в финал. На своем пути он сумел обыграть в первом раунде 9-го в мире Энди Маррея 7-5, 6-4, 0-6, 7-6(5), в четвёртом раунде 8-го Ришара Гаске 6-2, 6-7(5), 7-6(6), 6-3, в четвертьфинале 14-го Михаила Южного 7-5, 6-0, 7-6(6) и в полуфинале вторую ракетку мира Рафаэля Надаля 6-2, 6-3, 6-2. В решающем матче за титул он проиграл Новаку Джоковичу 6-4, 4-6, 3-6, 6-7(2). Австралийский финал не только стал первым для него на турнирах ATP, но и помог французу подняться в Топ-20 рейтинга. После Австралии дебютировал за сборную Франции на Кубке Дэвиса, выиграв матч у Андрея Павела в рамках встречи первого круга против сборной Румынии. На мартовских турнирах серии Мастерс в Индиан-Уэллсе и Майами дошёл до третьего и четвёртого раунда. Следующий заметный результат это полуфинал на турнире в Касабланке в мае 2008 гола, после которого Тсонга вынужден был взять паузу и следующий турнир уже сыграл в конце августа. Им стал Открытый чемпионат США, Жо-Вильфред дошел до третьего раунда.

Сразу после выступления на последнем в году турнире Большого шлема Тсонга выигрывает свой первый в карьере титул на турнирах ATP. Произошло это благодаря его победе со счётом 7-6(4), 6-4 над Новаком Джоковичем в финале турнира в Бангкоке. Хороших результатов ему удается достичь в октябре. Сначала он дошел до полуфинала в Лионе, а затем впервые победил на турнире серии Мастерс в Париже. На своем пути к этому титулу он сумел выиграть у Радека Штепанека, Новака Джоковича, Энди Роддика, Джеймса Блэйка и Давида Налбандяна. Благодаря этому успеху он не только впервые поднялся в рейтинге в Топ-10, но и принял участие в Итоговом турнире. 2008 год он завершил на 7-й строчке.

2009

Сезон Тсонга начинает с четвертьфиналов на турнирах в Брисбене, Сиднее и на Открытом чемпионате Австралии. В феврале сумел выиграть турниры в Йоханнесбурге и Марселе, а также дойти до четвертьфинала в Роттердаме. В марте дошел до третьего раунда в Индиан-Уэллсе и четвертьфинала в Майами. На Открытом чемпионате Франции этого года Тсонге удалось дойти до четвёртого раунда, где он уступил 5-му в мире аргентинцу Хуану Мартину дель Потро. На Уимблдонском турнире он остановился в третьем раунде. В августе на Мастерсе в Монреале он дошел до полуфинала. В четвертьфинале того турнира ему впервые удалось выиграть у действующего первого номера в мире, кем тогда являлся Роджер Федерер. Тсонга обыграл швейцарского теннисиста 7-6(5), 1-6, 7-6(3). На Открытом чемпионате США он дошел до четвёртого раунда.

Затем ему не удалось защитить прошлогодний титул на турнире в Бангкоке, остановившись в полуфинале. Зато его ждал успех на следующем турнире в Токио, где переиграв в финале Михаила Южного 6-3, 6-3 он выиграл свой пятый в карьере одиночный титул ATP. В конце сезона в свой актив удачных выступлений Тсонга смог записать лишь четвертьфинал в Лионе и на Мастерсе в Париже и тем самым завершил год на 10-м месте в рейтинге.

2010

Свои выступления в официальных турнирах ATP Тсонга начинает сразу с Открытого чемпионата Австралии. В первых двух раундах он легко в трёх сетах обыграл Сергея Стаховского и Тэйлора Дента. Затем в третьем раунде в четырёх сетах 6-4, 3-6, 6-1, 7-5 переиграл Томми Хааса. В матче четвёртого раунда в упорной борьбе он сломил сопротивление испанца Николаса Альмагро 6-3, 6-4, 4-6, 6-7(6), 9-7. В четвертьфинале жребий свёл Тсонга со своим соперником по финалу этого турнира 2008 года Новаком Джоковичем. Жо-Вильфрид сумел переиграть серба со счётом 7-6(8), 6-7(5), 1-6, 6-3, 6-1. В борьбе за выход финал он уступил Роджеру Федереру 2-6, 3-6, 2-6. Следующий турнир сыграл в середине февраля в Марселе, где сумел дойти до полуфинала. На турнире в Дубае он выбыл уже во втором раунде. Принял участие Тсонга и на мартовских турнирах Мастерс. В Индиан-Уэллсе он дошёл до четвёртого раунда, а в Майами до четвертьфинала. Грунтовую часть сезона он открыл с выступления на турнире Мастерс в Монте-Карло, где выбыл в третьем раунде. На турнире в Барселона и Мастерсе в Риме он прошёл в четвертьфинал. В матче первого раунда турнира Мастерс в Мадриде Тсонга снялся после первого сета. То же самое произошло с ним и на Открытом чемпионате Франции. В матче четвёртого раунда против Михаила Южного он отказался от борьбы при счёте 6-2 в пользу россиянина.

Следующим официальным турниром для Тсонга стал Уимблдон. Здесь ему впервые в карьере удалось дойти до четвертьфинала, где он уступил британцу Энди Маррею 7-6(5), 6-7(5), 2-6, 2-6. После турнира Тсонга вынужден пропусть большую часть сезона из-за травмы. В том числе ему не удалось выступить и на Открытом чемпионате США этого года. Первый матч после вынужденной паузы он сыграл на турнире в Токио в октябре, где он уступил Яркко Ниеминену. На турнире Мастерс в Шанхае он добрался до четвертьфинала. Затем принял участие в Кубку Кремля, где проиграл первой свой матч на турнире во втором круге сербу Виктору Троицки. Последним в году турниром для Тсонга становится Монпелье, где он доиграл до полуфинала. За весь сезон Тсонга не смог сыграть ни в одном финале на официальных турнирах и завершил его на 13-м месте в рейтинге.

2011

Свои выступления в официальных турнирах начал в Дохе, где вышел в полуфинал, уступив лишь Роджеру Федереру. На Открытом чемпионате Австралии он оступился в третьем раунде, проиграв Александру Долгополову 6-3, 3-6, 6-3, 1-6, 1-6. В феврале он впервые за последний год с небольшим вышел в финал. Произошло это в Роттердаме. В решающем матче он уступил шведу Робину Сёдерлингу. На турнире в Марселе он дошел до четвертьфинала. Достаточно неудачно Тсонга выступил на Мастерсах в Индиан-Уэллсе и Майами, выбыв из борьбы во втором и третьем раунде соответственно. Достаточно неудачно он провел грунтовую часть сезона. На Мастерсе в Монте-Карло и турнире в Эшториле он выбыл во втором раунде. На Мастерсе в Мадриде в третьем. Не улучишл свои показатели он и на Мастерсе в Риме, уступив в матче второго раунда. На Открытом чемпионате Франции, обыграв в первых двух раундах в трёх сетах Яна Гайека и Игоря Андреева, Тсонга в итоге уступает в третьем Станисласу Вавринке 6-4, 7-6(3), 6-7(5), 2-6, 3-6.

При подготовке к Уимблдонскому турниру Жо-Вильфред сумел дойти до финала в Лондоне. Примечательно, что в матче 1/4 финала он переиграл действующего на тот момент первого номера в мире Рафаэля Надаля 6-7(3), 6-4, 6-1. В финале он уступил Энди Маррею 6-3, 6-7(2), 4-6. На турнире в Истборне он выбыл уже во втором раунде. На самом Уимблдонском турнире ему удалось улучшить своё лучшее достижение для этого турнира. В первых трёх раундах он переиграл Го Соэду, Григора Димитрова и Фернандо Гонсалеса. Затем, находясь в рейтинге на 19-м месте, он переиграл двух теннисистов из первой десятки. В матче четвёртого круга он победил 6-го в мире Давида Феррера 6-3, 6-4, 7-6(1), а в четвертьфинале преподнес сюрприз и переиграл 3-го номера в мире и шестикратного победителя этого турнира Роджера Федерера 3-6, 6-7(3), 6-4, 6-4, 6-4. В полуфинале Тсонга уступил будущему победителю турнира Новаку Джоковичу 6-7(4), 2-6, 7-6(9), 3-6. Свои выступление в Мировом туре Тсонга продолжил в августе на Мастерсе в Монреале, где смог дойти до полуфинала. Затем на Мастерсе в Цинциннати он уступил уже во втором раунде. На последнем в году турнире из серии Большого шлема Открытом чемпионате США Тсонга смог улучшить своё личное достижение для этого турнира и дошёл до четвертьфинала. Путь дальше ему преградил Федерер, переигравший французского теннисиста 4-6, 3-6, 3-6. В сентябре после почти двухлетнего перерыва ему удается завоевать титул на турнире ATP. Произошло это в Меце, где в финале Тсонга переиграл Ивана Любичича 6-3, 6-7(4), 6-3.

В октябре он выходит в полуфинал на турнире в Пекине и выбывает во втором раунде на Мастерсе в Шанхае. После этого ему удается выиграть на турнире в Вене. В финале он переиграл Хуана Мартина дель Потро 6-7(5), 6-3, 6-4. На турнире в Валенсии ему не удается пройти далеко. Тсонга уступает во втором раунде. Достаточно успешно ему удается завершить сезон. Дважды он выходит в финал на престижных соревнованиях. На Мастерсе в Париже он проиграл только в решающем поединке Роджеру Федереру 1-6, 6-7(3). С ним же он встретился и на Итоговом турнире года, отобравшись туда по рейтингу. В первом для себя финале Итогового турнира Тсонга вновь уступил швейцарцу, но на этот в трёх сетах 3-6, 7-6(6), 3-6. Благодаря удачной концовке сезона по итогам 2011 года Тсонга занял 6-е место в рейтинге.

2012

Первым официальным турниром в 2012 году для него становится турнир в Дохе. Этот старт сезона оказывается для Тсонга удачным и он сумел завоевать на этом турнире восьмой в карьере одиночный титул ATP. На первом в году турнире из серии Большого шлема Открытом чемпионате Австралии Тсонга сумел дойти до четвёртого раунда, где путь дальше ему преградил японец Кэй Нисикори, переигравший Тсонга 6-2, 2-6, 1-6, 6-3, 3-6. В феврале на турнире в Марселе дошел до полуфинала, а в Дубае до четвертьфинала. На конец февраля Тсонга удалось достичь 5-го номера — самой высокой строчки в мировом рейтинге для себя в карьере… На мартовских турнирах высшей категории Жо оба раза проходит в четвёртый круг, но до матчей с более высоко сеянными теннисистами добирается лишь раз: в Майами он в четвертьфинале три сета борется с Рафаэлем Надалем, но уступает. Не лучше проходит и начало грунтового сезона: в четвертьфинале Кубка Дэвиса его проигрыш Джону Изнеру становится решающим в проигрыше французов сборной США; первые личные грунтовые турниры также не слишком удачны: лишь в Монте-Карло Тсонга доходит до четвертьфинала, а на прочих соревнованиях проигрывает в 1-2 матче. К маю результаты стали выправляться: в Риме Жо добрался до четвертьфинала, переиграв Хуана Мартина дель Потро, а несколько недель спустя достиг этой же стадии на Roland Garros, сначала выиграв в пяти сетах у Станисласа Вавринки, а затем со счёта 2-1 по сетам уступил Новаку Джоковичу.

Неплохо французу удался и травяной сезон: на Уимблдоне Тсонга вновь добрался до полуфинала, а месяц спустя неплохо проявил себя на Олимпиаде — выйдя в четвертьфинал одиночного турнира и сыграв в титульном матче турнира среди мужских пар (вместе с Микаэлем Льодра он переиграл в затяжном полуфинале Давида Феррера и Фелисиано Лопеса, чтобы в финале уступить братьям Брайанам). Выложившись на травяном отрезке, Тсонга неудачно проводит US Open Series: на канадском Masters и US Open он в сумме выигрывает лишь один матч. Осенью Жо-Вильфрид постепенно возвращает свою лучшую форму, сыграв в трёх финалах небольших турниров и выйдя в четвертьфиналы обоих Masters-ов. Истратив на этой борьбе последние силы, Тсонга не смог проявить себя на итоговом турнире, где за три матча выиграл лишь сет.

2013

Новый год также не радовал стабильностью: удачно размявшись на Кубке Хопмана, Тсонга затем пробился в четвертьфинал Australian Open, где в пяти сетах уступил Роджеру Федереру. Следом француз сыграл несколько турниров в Старом свете: выиграв соревнование базовой серии в Марселе он на чуть более крупных турнирах уступал уже на старте, при том, что и в Роттердаме и в Дубае играл с не самыми сильными соперниками. На мартовских турнирах высшей категории ситуацию удалось несколько улучшить: Жо повторил прошлогодние результаты, уступив сначала Джоковичу, а затем Чиличу. Старт грунтового сезона продолжил удачную серию: Тсонга выиграл оба своих матча в четвертьфинале Кубка Дэвиса, но французы всё равно уступили на выезде команде сборной Аргентине; а позже добрался до полуфинала турнира в Монте-Карло, сломив сопротивление Станисласа Вавринки и уступив лишь до поры непобедимому здесь Рафаэлю Надалю.

Рейтинг на конец года

Год Одиночный
рейтинг
Парный
рейтинг
2015 10 376
2014 12 156
2013 10 412
2012 9 198
2011 6 115
2010 13 242
2009 10 34
2008 6 130
2007 43 111
2006 212
2005 338 1 651
2004 163 782
2003 394 645
2002 500 933
2001 899

Выступления на турнирах

История выступлений на турнирах

По состоянию на 5 октября 2015 года

Для того, чтобы предотвратить неразбериху и удваивание счета, информация в этой таблице корректируется только по окончании турнира или по окончании участия там данного игрока.

Напишите отзыв о статье "Тсонга, Жо-Вильфрид"

Примечания

  1. Возможен также вариант написания Цонга
  2. 1 2 Начал турнир с квалификации.

Ссылки

  • [www.jowiltsonga.fr/blog/ Официальный сайт]  (фр.)

  • [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)
  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)


Предшественник:
Беньямин Беккер
Новичок года ATP
2007
Преемник:
Кэй Нисикори

Отрывок, характеризующий Тсонга, Жо-Вильфрид

– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.