Жречество Древнего Египта

Жречество Древнего Египта. Древние египтяне жрецы — служители богов. Древние египтяне боялись гнева богов, которые, как они полагали, наблюдают за жизнью людей и подмечают хорошие и плохие поступки. Они награждают добрых и богобоязненных и наказывают дурных и невнимательных к ним людей. Если боги разгневаются, то могут наслать на человека или на всю страну беды, болезни, неурожай. Существуют разные мнения по поводу роли жрецов в жизни Древнего Египта. Так, одни считают, что контроль жрецов негативно отражался на жизни египтян и на развитии государства. По версии других — жрецы — хранители священных традиций — сыграли положительную роль в истории и культуре Древнего Египта.

В Древнем Египте отдельные группы жрецов выполняли определенные обязанности, они были не только хранителями священных тайн, но и светскими администраторами. Учеба для получения жреческого сана была серьёзной и трудной. Если судить по карьере верховного жреца Бакенхонса — эпохи Рамсеса II, обучение начиналось, когда будущему жрецу было четыре года, а заканчивалось к двадцати годам.

Жрецы высших санов удостаивались титула Ур — «высокий, возвышенный».

Например, главный врач-жрец в Саисе носил титул Ур Сену; высший жрец в Иуну назывался Ур Маа — «великий провидец»; высшая жрица в Иуну носила имя Ур-т Текхент, а жрица в Бубастисе — Ур-т Ра.

Отдельной группой жрецов являлись служители Пер Нетер — «служители храма».

Заведующим имуществом храма был жрец Мер, в обязанности которого входили: учет храмового имущества, контроль за возделыванием храмовых полей, снабжение продуктами, а также подготовка всего необходимого для храмовой службы.

Особую позицию занимали жрецы Кхер Хеб — они выполняли обязанности храмовых писцов и были хранителями священных книг. Они отвечали за копирование и сохранность свитков храмовой библиотеки. Кхер Хеб также почитались как хранители слов силы и их правильного произношения.

Как отмечает Геродот, для древних египтян важную роль играла чистота — не только чистота души, но и тела. «Чтобы служить Богу, нужно быть чистым» — говорили во времена фараонов. Согласно традициям все служители храма были обязаны совершать четыре омовения в сутки — утром, в полдень, вечером и в полночь.

Жрец Уаб — что переводится как «чистоплотный» отвечал за очищение храма. В период работы в храме он не мог быть женат. Уаб следил за чистотой помещений, одежды и своевременной подачей в храм воды. В обязанности Уаб так же входило окроплять входящих в храм водой.

Функции священника и проповедника выполнял Хем Нетер — «слуга Бога» или «пророк Бога». Он проводил храмовые службы и читал проповеди, напоминая верующим о религиозных заповедях и божественных законах. У Хем Нетер граждане Египта учились знанию божественного «Мекх Нетер».

В древнеегипетском храме во время храмовой молитвы звучало песнопение, называемое Каи. Молитва у египтян называлась Кекх — «обращаться к Богу», а размышления о духовном называли Уаа — «советоваться с сердцем».

Помимо жрецов посвященных служителями Пер Нетер были мирские граждане, работу которых высоко ценили жрецы. Например, Хем Анкхиу «жрецы живущих» решали при храме судебные тяжбы и давали житейские советы мирянам. Среди прислуживающих жрецам особую роль занимали Тхаи Шебет — «носители жезлов» и Ахаи-т — «носительницы систров», которые присутствовали при храмовых службах. Отдельным классом мирских служителей храма были Сау — «смотрители», которые выполняли роль храмовой охраны. Стоя на посту, они были обязаны читать священные тексты — таким образом храм охранялся не только физической силой, но и духовно.

Египтяне очень внимательно относились к знамениям, считая, что через знамения и сновидения Бог передает людям Свою волю. Толкователем событий и небесных предзнаменований был жрец Маа — «провидец». Он носил шкуру леопарда, черные пятна на которой символизировали звёзды. Свою работу Маа начинал с молитвы. Слова жреца Маа записывал писец Хери Сешета «летописец таинств». Записи толкований хранились в библиотеке храма. Самый известный жрец Маа — Имхотеп, строитель ступенчатой пирамиды Джосера. Он был главным провидцем и носил высший титул Ур Маа.

Многие ошибочно путают деятельность жреца Маа с магическими предсказаниями. Следует отметить, что жрец «не пытался узнать то, что ещё не стало». Его целью было правильно истолковать произошедшее событие, чтобы понять волю Бога, от которой зависело грядущее. Египтяне боялись нарушить Божественную Волю, так как верили, что процветание Египта и его народа заключается в богопослушании.

В Древнем Египте была популярна астрономия, которая пересекалась с астрологией, но «астрология» того времени была не «прорицательская», а аграрная и врачебная, изучавшая влияние небесных тел на самочувствие людей и природу. Астрологические предсказания и гороскопы появились в Египте лишь в I веке до н. э.

Астрономами-наблюдателями были жрецы Мер Уннут — 'распорядители часов'. А толкование движения небесных светил проводили жрецы Ами Уннут — 'толкователи часов'. Их деятельность была далека от современной астрологии, жрецам нужно было выбрать благоприятное время для посева и сбора урожая, они определяли точное время разлива Нила. При составлении прогнозов использовалось данные храмовых библиотек, в которых хранились подробные наблюдения за астрономическими явлениями прошлых лет.

Геродот отмечал наблюдательность египтян, которые смогли выявить закономерности в природных явлениях и научились на основе этого предугадывать события. В этом деле не было никакой магии, просто логические выводы на основе эмпирических данных.

Однако не следует забывать о божественном мистицизме древних египтян. Особую роль играли жрецы Ур Хеку (жрицы — Ур-т Хекау) — «обладатель священных сил». Они были хранителями Божественной Силы, и могли передать её предметам — «освятить», а также помочь больным в исцелении. Божественная Сила, которую они получали свыше, называлась — Хека. Египтяне верили, что Божественная Сила может быть не только созидательной, она может стать разрушительной, если люди прогневают Бога непослушанием.

Древние египтяне, как отметил Геродот, были искусными медиками и самым здоровым народом Древнего Мира. Однако медицина была для них не просто профессией, а священной наукой. Египтяне считали, что выздоровление больного зависит не только от врачебных умений, но и от божественной воли. Поэтому целители древнего Египта были не только врачами, но и жрецами, помимо премудростей лечения они изучали священные тексты.

Ни один Сену — жрец-врач — не смел начать лечение больного, не прочитав молитву. Египтяне верили, что исцеление — это воля Бога, поэтому, выздоровев, больной был обязан воздать Богу хвалу и принести в храм подношения. Стать врачом в Древнем Египте иногда удавалось и женщинам. Первая в истории женщина-врач — Песечет практиковала в Мемфисе в 3-м тысячелетии до н. э.

Ученые считают, что большая часть фараонов была подчинена воле жрецов и их культов. И жрецы, как умелые кукловоды, управляя мнением народа и фараона, фактически контролировали конъюнктуру во всех сферах общества.

См. также

• Верховный жрец Амона
• Верховный жрец Атона
• Верховный жрец Птаха
• Верховный жрец Ра
• Древний Египет
• Древний мир
• Религия
• Жречество

Литература

• Альдред С. Египтяне — великие строители пирамид / Пер. с англ. М. К. Якушиной. — М.: ЗАО «Центрополиграф», 2004. — 190 с. — (Загадки Древних Цивилизаций).
• Геродот. История. В 9-ти кн. / Пер. Г. А. Стратановского. — М.: ООО «Издательство АСТ», «Ладомир», 2001. — 752 с. — (Классическая мысль).
• Дерош-Ноблькур К. [pero-maat.ru/derosh.htm «Жизнь на земле фараонов»] Курьер ЮНЕСКО — № 10, Октябрь 1988 г.
• Кларк Р. Священные традиции Древнего Египта. — М.: Изд-во Фаир-Пресс, 2002. — 448 с.: ил.
• Рак И. В. Египетская мифология. — М: Изд-во Терра, 2004. — 320 с: ил.; 96 ил.
• Тураев А. Б. «[pero-maat.ru/turaev.htm История Древнего Востока]» — Мн.: Харвест, 2004 г. — 752с.

Отрывок, характеризующий Жречество Древнего Египта

– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.