Жуаль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Жуа́ль (фр. joual) — социолект, французский жаргон, сформировавшийся среди франкоканадского рабочего класса в Монреале XIX — начала XX веков.





Происхождение

Своим происхождением жуаль обязан трём факторам: лингвистической изоляции Квебека с середины 1760 года, сильному англоязычному влиянию на протяжении последних двух с половиной столетий, а также значительной социальной сегрегации между англо-квебекцами (и другими англофонами), занявшими доминирующие посты в политике и экономике, и франкофонами, которые составили большинство квебекского крестьянства провинции, а с началом массовой урбанизации также и рабочего класса Монреаля — крупнейшего города Канады до 1976 года.

Важную роль в формировании жуаля сыграл тот факт, что в исторически франкоязычном Монреале, вследствие интенсивной иммиграции, инициированной британским правительством для ассимиляции франкоканадцев, с 1830 по 1880-е годы преобладало англоязычное население (из 60 000 человек в 1850 году на французском говорило лишь 40 %). Тем не менее, после поглощения соседних деревень и интенсивной миграции франкоканадцев в города и их более высокого уровня рождаемости французский язык вновь становится родным языком большинства, однако его низкий социальный статус, отсутствие полноценного образования на французском превращают его (при горячей поддержке англоязычного меньшинства) в язык толпы, своего рода туземное патуа, уличный жаргон рабочего класса.

Название

Своё название жуаль получил от своеобразного монреальского произношения слова «cheval» (лошадь) (а лошади тогда часто использовались в извозе) как «joual»[1]. Жуаль стал для литературной и кинематографической традиции Квебека тем же, что и для русского были и остаются российское и малороссийское просторечие, вроде суржика.

Характеристика

Многие черты жуаля можно обнаружить в современном французском жаргоне, а некоторые, несмотря на их неприятие стандартным французским, нашли отражение в канадском французском варианте и не воспринимаются как нестандартные. Большинство из этих черт до сих пор широко встречаются в речи жителей западного и центрального Квебека.

  1. Дифтонгизация ê (/fɛːt/ « fête » > [faɛ̯t]) ;
  2. Превращение /ɛ/ в [a] в конце открытого слога (/ʒamɛ/ « jamais » > [ʒama]; /jetɛ/ « il était » > [jeta]) ;
  3. Превращение архаичной задней /a/ [ɑ] в [ɔ] в конце открытого слога (« chatte » > [ʃat], но « chat » > [ʃɑ] > [ʃɔ]; « platte » > [plat], но « plat » > [plɑ] ~ [plɔ]).

В жуале получили распространение элизия и разного рода ассимиляции:

  • je suis > chu [щу] я являюсь
  • je sais > ché [ще] я знаю
  • oui > ouais м-да
  • произношение cinq (5) как [саинк]

Помимо явно специфичной фонетики, жаргон жуаля, его идиоматика и его юмор делают его, а порой и весь разговорный французский язык в Канаде, малопонятным для владеющих стандартным французским, в особенности для иностранцев. Здесь стоит отметить что те же chu, ché и ouais являются вполне обычными явлениями в парижском рабоче-молодёжном жаргоне, но они стигматизируются в речи образованных людей и в учебниках никогда не упоминаются.

Лексика жуаля скудна, в ней изобилую англицизмы, заполняющие многие ниши технической семантики. Впрочем, прямые заимствования из английского не так уж многочисленны так как в жуале, равно как и во французском языке Квебека в целом, со временем усиливается тенденция к калькированию: «ça regarde bien» (англ. it looks good), «on va prendre une marche » (we will take a walk), междометие «Pour vrai!» (For real!). Помимо стандартных калек с английского типа bonjour не только для приветствия, но и для прощания (по аналогии с английским have a good day!); bienvenue в значении «пожалуйста» (по аналогии с англ. you are welcome) и т. д.

Синтаксис деформирован, речь обрывиста, усечена[2].

Роль жуаля в становлении французского языка Канады

После начала Тихой революции в Квебеке конца 1960-х, провозглашения французского языка единственным официальным в Квебеке, создания развитой франкоязычной сети среднего и высшего образования, вытеснения и эмиграции англо-канадцев, жуаль постепенно угас, но передал многие свои черты канадскому варианту французского языка (см. Французский язык в Канаде).

Однако если в период до начала Тихой революции 1960-х, жуаль активно подвергался стигматизации самими франко-квебекцами, стремящимися улучшить качество своего французского и приблизить его к парижскому стандарту, в первую очередь в области орфоэпии, то в настоящее время стигматизация жуаля и его фонетических черт, сохраняющихся во французском языке Канады, превратилось в своего рода табу во франкоязычной среде этой страны[2].

Отсутствие открытой дискуссии, в том числе и по политическим причинам, вновь приводит к постепенному усилению влияния английского языка, способствующего развитию так называемого франгле. Кроме этого, попытки парижан имитировать квебекский акцент также воспринимаются болезненно и весьма неоднозначно[3].

Аналогии

Явления, подобные жуалю:

См. также

Напишите отзыв о статье "Жуаль"

Примечания

  1. [www.lemonde.fr/idees/article/2014/11/10/au-quebec-xavier-dolan-ravive-le-debat-linguistique_4521501_3232.html Au Québec, Xavier Dolan ravive le débat linguistique]
  2. 1 2 [www.lapresse.ca/debats/nos-collaborateurs/gerard-bouchard/201503/23/01-4854849-langle-mort-du-francais-quebecois.php L'angle mort du français québécois | Gérard Bouchard | Gérard Bouchard]
  3. [quebec.huffingtonpost.ca/2015/03/18/marie-france-bazzo-sophia-aram-imitation-accent-quebecois_n_6894500.html Imitation de l'accent québécois: Marie-France Bazzo répond à Sophia Aram]


Отрывок, характеризующий Жуаль

Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»