Сантос, Жуан Карлос дос

Жуан Карлос
Общая информация
Полное имя	Жуан Карлос дос Сантос
Родился	Сети-Лагоас, Бразилия
Гражданство
Рост	185 см
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1992	Демократа Сети-Лагоас
Клубная карьера*
1992—1994	Демократа Сети-Лагоас	? (?)
1994	Крузейро	? (?)
1995	→  Демократа Говернадор	? (?)
1995	→  Маморе	? (?)
1996—1999	Крузейро	13 (1)
1999—2001	Коринтианс	26 (3)
2001—2002	Крузейро	17 (3)
2002—2003	Сересо Осака	53 (5)
2004	Ботафого	18 (1)
2005	Пайсанду Белен	? (?)
2006	Ипатинга	? (?)
2006	Демократа Сети-Лагоас	? (?)
Национальная сборная**
1999	Бразилия	10 (1)
Тренерская карьера
2008	Покос де Кальдас
2008—2009	Демократа Сети-Лагоас
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Жуа́н Ка́рлос дос Са́нтос или просто Жуан Карлос (порт.-браз. João Carlos dos Santos; 10 сентября 1972, Сети-Лагоас, Бразилия) — бразильский футболист, защитник, игрок сборной Бразилии на Кубке Америки по футболу 1999.

Карьера

Клубная

Жуан Карлос начал свою карьеру в клубе «Демократа» из Сети-Лагоаса в 1992 году. В 1994 году он перешёл в «Крузейро», а следующий год, был в аренде в ФК «Демократа» из Говернадора и «Маморе», а затем вернулся в «Крузейро» в 1996 году. Жуан Карлос был всегда знаменит своей выносливостью.

Вместе с «Крузейро» он выиграл чемпионат штата в 1996, 1997 и 1998 годах, кубок Бразилии в 1996 году, кубок Либертадорес в 1997 году, Рекопа Южной Америки в 1998 году и Межконтинентальный кубок в 1997 году.

В 1999 году Жуан Карлос переехал в «Коринтианс», где выиграл чемпионат в этом году и в 2001.

Он вернулся в «Крузейро» в 2001 году, где он оставался до 2002 года, когда переш`л в команду «Сересо Осака» из Японии. В 2004 году он играл за «Ботафого». В 2006 году в Джайпуре он закончил свою карьеру в качестве игрока в том же в клубе, где и начал, «Демократа».

В сборной

В сборной Бразилии, играл в Копа Америка в 1999 году и стал чемпионом. Всего он сыграл 10 матчей за сборную и забил один гол.

Достижения

«Крузейро»

• Обладатель Кубка Либертадорес: 1997
• Обладатель Рекопа Южной Америки: 1998
• Обладатель Кубка Бразилии: 1996
• Чемпион Лиги Минейро: 1994, 1996, 1997, 1998

«Коринтианс»

• Победитель Клубного чемпионата мира: 2000
• Победитель Чемпионата Бразилии: 1999
• Чемпион Лиги Паулиста: 1999, 2001

«Пайсанду»

• Чемпион Лиги Параэнсе: 2005

Сборная Бразилии

• Обладатель Кубка Америки: 1999

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/player/10118.html Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [sambafoot.com/en/players/432_Joao_Carlos.html Профиль на сайте sambafoot.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Сантос, Жуан Карлос дос

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.