Жуан III
| Жуан III Благочестивый João III «o Piedoso»<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 13 декабря 1521 — 11 июня 1557 | |||
| Предшественник: | Мануэл I | ||
| Преемник: | Себастьян I | ||
| Рождение: | 7 июня 1502 дворец Alcáçova, замок Святого Георгия, Лиссабон, Португалия | ||
| Смерть: | 11 июня 1557 (55 лет) дворец Ribeira, Лиссабон, Португалия | ||
| Род: | Ависская династия | ||
| Отец: | Мануэл I Великий | ||
| Мать: | Мария Арагонская | ||
| Супруга: | Екатерина Австрийская | ||
Жуан (Иоанн) III (порт. João III; 7 июня 1502, дворец Alcáçova, замок Святого Георгия, Лиссабон, Португалия — 11 июня 1557, дворец Рибейра, Лиссабон, Португалия) — король Португалии (1521—1557), племянник Жуана II, сын Мануэла I Великого.
Содержание
Ранние годы
Жуан, старший сын короля Мануэля I, родился в Лиссабоне 7 июня 1502 года, и это событие было отмечено одой поэта Жила Висенте. Молодой принц был объявлен наследником престола в 1503 году, когда родилась его младшая сестра, Изабелла Португальская (императрица Священной Римской империи в 1527-1538 годах).
Жуан получил хорошее образование, в числе его учителей были астролог Томас де Торрес, епископ Визеу Диогу де Ортиш и Луиш Тейшейра Лобу - один из первых португальских гуманистов эпохи Возрождения, ректор университета Сиены (1476), профессор права в Ферраре (1502).
В возрасте шестнадцати лет Жуану была сосватана его двоюродная сестра, 20-летняя Элеонора Австрийская, старшая дочь Филиппа I, но вместо этого она вышла замуж за его овдовевшего отца Мануэля I. Жуан болезненно воспринял эту ситуацию: хронисты пишут, что после этого он стал меланхоличным и апатичным. Некоторые историки также утверждают, что неудавшаяся свадьба с Элеонорой была одной из главных причин того, что Жуан позже стал горячо религиозным человеком.
Начало правления
19 декабря 1521 года Жуан был коронован в Церкви Сан-Домингуш в Лиссабоне. Жуан III продолжил централизаторскую и абсолютистскую политику своих предков. Он созывал португальский Кортес только три раза: в 1525, 1535 и 1544 годах. Он также пытался перестроить административную и судебную систему королевства.
Брак сестры Жуана III Изабеллы с Карлом V, императором Священной Римской империи, позволил португальскому королю создать прочный союз с Испанией и Священной Римской империей. Для укрепления своих связей с Австрией он женился на Екатерине Австрийской, младшей сестре Карла V.
Правление
Обширная Португальская империя была тяжела в управлении и обременена большими долгами и дефицитом внешнего торгового баланса. Индийским и дальневосточным интересам Португалии все более вредило плохое администрирование назначенных чиновников. В результате сбоев в управлении постепенно чахла португальская торговая монополия. С учетом сложной международной ситуации Жуан III объявил мобилизацию мужчин от 20 до 65 лет 7 августа 1549 года.
Владения португальцев оказалась под угрозой со стороны Турции, как в Индийском океане, так и в Северной Африке, в результате чего Португалия увеличила расходы на оборону. Между тем, в Атлантике, где португальские корабли выдерживали постоянные атаки корсаров, активизировались французы, попытавшиеся создать колонию в Бразилии и заключить союз с аборигенами против португальцев. В конце концов французы были вынуждены покинуть Бразилию к 1565 году.
В первые годы царствования Жуана III продолжались исследования Дальнего Востока. Португальцы достигли Китая и Японии, однако эти достижения были компенсированы давлением со стороны крепнувшей Османской империи Сулеймана Великолепного, особенно в Индии, где нападения турок становились все более частыми. Расходы на отстаивание индийских интересов были огромны. Чтобы удержать Индию, Жуан III отказался от ряда крепостей в Северной Африке - Сафима, Азаморы и других.
Жуан III добился закрепления португальских интересов на Молуккских островах, богатых специями. После почти десяти лет стычек в Юго-Восточной Азии он подписал договор в Сарагосе с императором Карлом V 22 апреля 1529 года. Договор в Тордесильясе разграничил области испанского и португальского влияния в Азии [1].
Царствование Жуана III было отмечено активной дипломатической деятельностью. С Испанией он заключал альянсы посредством браков (собственного с Екатериной; принцессы Изабеллы - с Карлом V; принцессы Марии - с Филиппом II), что обеспечило мир на Пиренейском полуострове. Однако браки между довольно близкими родственниками обусловили плохое здоровье детей Жуана и будущего короля Себастьяна I. Жуан III остался нейтральным во время войны между Францией и Испанией, но твердо противостоял нападениям французских корсаров. Он укрепил отношения с Папой путём введения инквизиции в Португалии. Эта связь с католической церковью дала его братьям Энрике и Афонсу кардинальские шапки, а его внебрачному сыну Дуарте - чин архиепископа Браги. Торговые отношения были активизированы с Англией, странами Прибалтики и Фландрии. Между тем, на другом конце света Португалия была первой европейской страной, наладившей связи с Японией. В Китае португальцы заняли Макао, что позволило им взять под контроль ценный торговый маршрут.
Культура
Жуан III активно поддерживал деятелей культуры и образования. В литературе он содействовал Жилу Висенте, Гарсиа де Резенде, Са де Миранду, Бернардина Рибейру, Фернана Мендеша Пинту, Жуана де Барруша и Луиша Камойнша. В науке король поддержал математика Педру Нуниша и врача Гарсиа де Орту. Благодаря его связям с португальскими гуманистами, такими, как Луиш Тейшейра Лобу, Эразм посвятил свою Chrysostomi Lucubrationes Жуану III [2][3].
Монарх обеспечивал стипендиями португальских студентов за рубежом, в основном в Парижском университете, послав туда пятьдесят студентов во главе с Диогу де Гувейя. Он окончательно перенес португальский университет из Лиссабона в Коимбру в 1537 году. В 1542 году Жуан III открыл в Коимбре колледж искусств, пригласив многих выдающихся португальских и европейских преподавателей во главе с Андре де Гувейя из колледже в Бордо [4][5].
Еще одним важным аспектом деятельности Жуана III была поддержка миссионеров в Новом Свете, Азии и Африке. В 1540 году, после обращений к папе с просьбой о миссионерах для португальской Ост-Индии, Жуан III назначил Франциска Ксаверия в Азию в качестве Апостольского нунция. Он с энтузиазмом поддержал Диогу де Гувейя, который советовал королю привлекать молодежь в образованное Общество Христа [4]. Со временем иезуиты приобрели огромное влияние в стране. Король, королева и инфанты слушались их внушений. Иезуиты проникли во все слои общества, овладели университетами и стали господствовать над общественной жизнью Португалии.
Инквизиция
Инквизиция была введена в Португалии в 1536 году и была помещена под власть короля. Великий инквизитор назначался Папой Римским после одобрения короля, и он всегда происходил из королевской семьи. В Португалии первым Великим инквизитором стал кардинал Энрике, брат короля (позже и сам ставший королём). По своим масштабам преследование еретиков в Португалии превзошло даже то, что творилось в других частях Пиренейского полуострова.
Смерть
С 1539 года наследником престола был Жуан Мануэль, принц Португалии, который женился на Хуаны Австрийской, дочери Карла V. Однако в 1554 году Жуан умер от диабета, за восемнадцать дней до рождения его сына Себастьяна. Когда Жуан III умер от апоплексического удара в 1557 году, его единственным наследником оказался его трехлетний внук, Себастьян. Ныне тело Жуана III покоится в монастыре Жеронимуш в Лиссабоне.
Семья
С 1525 года женат на дочери короля Кастилии Филиппа I Екатерине Австрийской. От этого брака родились:
- Афонсу (1526)
- Мария (1527—1545) — супруга короля Испании Филиппа II
- Изабела (1529)
- Беатриса (1530)
- Мануэль (1531—1537)
- Филипп (1533—1539)
- Диниш (1535—1537)
- Жуан Мануэль (1537—1554) — супруг Хуаны Австрийской
- Антонио (1539—1540)
Напишите отзыв о статье "Жуан III"
Примечания
- ↑ "The New Cambridge Modern History, Geoffrey Rudolph Elton, Volume 2 of Reformation, 1520–1559", p. 632, Cambridge University Press, 1990, ISBN 0-521-34536-7
- ↑ John C. Olin, Desiderius Erasmus, [books.google.com/books?id=LRL7031O-tIC&lpg=PA47&dq=Erasmus%20D.%20John%20III%20Coimbra&pg=PA47#v=snippet&q=king%20John%20III&f=false "Six essays on Erasmus and a translation of Erasmus' letter to Carondelet, 1523"], p.47 Fordham Univ Press, 1979 ISBN 0-8232-1024-3
- ↑ Marcel Bataillon, [books.google.com/books?id=70SxXHhPalgC&lpg=PP1&dq=etudes%20sur%20le%20Portugal%20au%20temp%20de%20l'humanisme&pg=PA73#v=snippet&q=Luis%20Teixeira%20Lobo&f=false "Études sur le Portugal au temps de l'humanisme"], pp.73–77 UC Biblioteca Geral 1, 1952
- ↑ 1 2 Lach Donald Frederick. [books.google.com/books?id=hhE3sPY78s0C&lpg=PA12&dq=Andre%20de%20Gouveia&pg=PA12#v=onepage&q=Andre%20de%20Gouveia&f=false Asia in the making of Europe: A century of wonder. The literary arts. The scholarly disciplines]. — University of Chicago Press, 1994. — 1994.
- ↑ Hooykaas Reijer. [books.google.com/books?id=BZCk7NfA-aQC&lpg=PA26&dq=Andre%20de%20Gouveia&pg=PA26#v=onepage&q=Andre%20de%20Gouveia&f=false The Erasmian influence on D. João de Castro]. — 1st,UC Biblioteca Geral 1, 1979. — 1979.
Источники
- Иоанн III, португальский король // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Serrão, Joel (dir.) (1971). Dicionário da História de Portugal, Vol. II. Lisboa.
- Domingues, Mário (1962). D. João III O Homem e a Sua Época. Lisboa: Edição Romano Torres.
- Paulo Drummond Braga, D. João III (Lisbon: Hugin, 2002).
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Жуан III
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
