Бонтемпу, Жуан Домингуш

Жуан Домингуш Бонтемпу
Основная информация
Дата рождения	28 декабря 1775(1775-12-28)
Место рождения	Лиссабон, Португалия
Дата смерти	18 августа 1842(1842-08-18) (66 лет)
Место смерти	Лиссабон, Португалия
Страна	Португалия
Профессии	композитор, педагог, пианист
Инструменты	фортепиано, гобой
Жанры	Ранний романтизм

Жуан Домингуш Бонтемпу (Хуан Домингос Бомтемпо; порт. João Domingos Bomtempo; 28 декабря 1775, Лиссабон — 18 августа 1842, там же) — португальский классический композитор, пианист и педагог. Представитель эпохи романтизма.

Биография

Жуан Домингуш Бонтемпу родился в семье Франческо Саверио Бонтемпо, гобоиста португальского придворного оркестра, по происхождению итальянца. Образование будущий композитор получил в музыкальной семинарии патриаршего престола в Лиссабоне. В 1795 году, после смерти отца, Бонтемпу занял его место гобоиста придворной капеллы и играл там вплоть до отъезда в Париж в 1801 году. Во Франции он начал карьеру как пианист-виртуоз, затем в 1810 году обосновался в Лондоне, где познакомился с либеральными взглядами и сдружился с итальянским композитором Муцио Клементи, редактировавшим некоторые его сочинения.

В 1822 году Бонтемпу возвращается в Лиссабон и основывает Королевское филармоническое общество. После Мигелистских войн в Португалии он становится учителем музыки при королеве Марии II и первым директором Португальской национальной консерватории, основанной в 1835 году вместо закрытой новым режимом старой семинарии, в которой обучался сам Бонтемпу.

Творчество

В отличие от большинства своих современников, Бонтемпу не интересовался оперой. Авторству Бонтемпу принадлежит широкий фортепианный репертуар — концерты, сонаты, вариации и фантазии. Две его симфонии являются первыми произведениями в этом жанре среди португальских композиторов. Главным шедевром Бонтемпу является реквием, посвящённый памяти португальского поэта Луиса де Камоэнса.

Ссылки

• [imslp.org/wiki/Category:Bomtempo,_Jo%C3%A3o_Domingos/ Ноты произведений на IMSLP]

Отрывок, характеризующий Бонтемпу, Жуан Домингуш

На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.