Жуве, Луи
Луи Жуве | |
Jules Eugène Louis Jouvet | |
Имя при рождении: |
Жюль Эжен Луи Жуве |
---|---|
Место рождения: | |
Место смерти: | |
Профессия: | |
Карьера: | |
Награды: |
Луи́ Жуве́ (фр. Jules Eugène Louis Jouvet, 24 декабря 1887, Крозон, Финистер — 16 августа 1951, Париж) — французский режиссёр, актёр театра и кино.
Содержание
Биография
Детство провел в Бретани. В 14 лет потерял отца, воспитывался у дяди-аптекаря в Арденнах. С 1904 года учился в Париже на фармацевта, но всё свободное время проводил в театрах. Трижды проваливался на экзаменах в Высшую консерваторию драматического искусства. В 1913 году вместе со своим другом Шарлем Дюлленом поступил в труппу театра Жака Копо «Старая голубятня» (фр. Le théâtre du Vieux-Colombier), работал в ней как режиссёр, декоратор, актёр (при этом он заикался, но мастерски скрывал свой изъян особым скандирующим произношением, которое позднее стало знаменитым).
В 1914—1917 годах Жуве — врач на фронтах Первой мировой войны. В 1922 году начал самостоятельно работать в театре на Елисейских полях. В 1923 году с успехом поставил пьесу Жюля Ромена «Кнок, или Торжество медицины». В 1927 году началось его многолетнее сотрудничество с писателем Жаном Жироду. 6 июля 1927 года вместе с Гастоном Бати, Ш.Дюлленом и Жоржем Питоевым Жуве создал режиссёрский «Картель четырех» (просуществовал до 1940), задачей которого было возвращение на сцену поэзии театрального представления и современных авторов. В 1930—1932 годах личным секретарём Жуве был Жан Ануй[1].
С 1935 года Луи Жуве руководил театром «Атеней» (ныне этот театр носит его имя); отказался от предложения возглавить «Комеди Франсез». В 1941 году из оккупированной Франции он отправился с труппой в Латинскую Америку и вернулся лишь в конце 1944 года[2].
В 1950 году Жуве был награждён орденом Почётного Легиона. В 1951 году он поставил драму Сартра «Дьявол и Господь Бог»; поддерживал искания Жана-Луи Барро и Жана Вилара.
Умер от множественного инфаркта на репетиции пьесы Грэма Грина «Власть и слава»[3].
Жуве и кино
Луи Жуве снялся в 32 фильмах, в том числе в фильмах Анри-Жоржа Клузо, Жана Ренуара, Марселя Карне, Марка Аллегре, Жюльена Дювивье.
Фильмография
- 1933 — Кнок / Knock — Доктор Кнок
- 1935 — Героическая кермесса / La Kermesse héroïque, реж. Жак Фейдер — Капеллан
- 1936 — На дне / Les Bas-fonds, реж. Жан Ренуар — Барон
- 1937 — Мадемуазель доктор / Mademoiselle Docteur, реж. Г. В. Пабст — Симонис
- 1937 — Алиби / L’alibi, реж. Пьер Шеналь — комиссар Калас
- 1938 — Марсельеза / La Marseillaise, реж. Жан Ренуар — Редерер
- 1938 — Северный отель / Hôtel du Nord , реж. Марсель Карне — Эдмон, покровитель Раймонды
- 1938 — Мальтийский дом / La Maison du Maltais , реж. Пьер Шеналь
- 1939 — На исходе дня / La Fin du jour, реж. Жюльен Дювивье — Сен-Клер
- 1947 — Набережная Орфевр / Quai des Orfèvres, реж. Анри-Жорж Клузо — Антуан, заместитель инспектора
- 1950 — Микетта и её мать / Miquette et sa mère, реж. Анри-Жорж Клузо — Мсьё Моншабон, директор театра
- 1951 — Кнок / Knock, реж. Ги Лёфранк — Доктор Кнок
- 1951 — История любви / Une histoire d’amour, реж. Ги Лёфранк — Инспектор Эрнест Плонш
Литературные сочинения
- Réflexions du comédien. — Paris: Librairie théâtrale, 1941 (многократно переиздавалась)
- Témoignages sur le théâtre. — Paris : Flammarion, 1952.
- Le comʹedien désincarné. — Paris : Flammarion, 1954.
Напишите отзыв о статье "Жуве, Луи"
Примечания
- ↑ [kirjasto.sci.fi/anouilh.htm Prolific French playwright Jean Anouilh (1910—1987)]
- ↑ Denis Rolland, Louis Jouvet et le Théâtre de l’Athénée : " Promeneurs " de rêves en guerre de la France au Brésil, L’Harmattan, 2000.
- ↑ adaptation de Pierre Bost
Литература
- Loubier J.-M. Louis Jouvet, le patron. — Paris: Ramsay, 2001.
- Финкельштейн Е. Картель четырёх, французская театральная режиссура между двумя войнами. — Л.: Искусство, 1974.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Жуве, Луи
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.