Жуковский, Юлий Галактионович

Жуковский, Юлий Галактионович
Научная сфера:	экономика
Награды и премии:

Ю́лий Галактио́нович Жуко́вский (22 апреля (4 мая) 1833, Санкт-Петербург — 14 ноября (27 ноября) 1907, там же) — русский литератор и экономист. Управляющий Государственным банком России (1889—1894), сенатор.

Дворянин. Окончил Училище правоведения (1853).

Чиновник

В 1853—1859 годах служил в министерстве финансов (коллежский секретарь, титулярный советник), в 1859—1864 годах — в Государственной канцелярии: старший помощник экспедитора, а с 1861 года — экспедитор канцелярии, надворный советник. Участвовал в подготовке проектов положений, ставших впоследствии законодательной основой крестьянской и судебной реформ. Работая в Главном Комитете об устройстве сельского состояния, горячо отстаивал права крестьянства на землю.

В 1864 году вышел в отставку, занимался научной и литературной деятельностью.

С 1876 года вновь служил в министерстве финансов: чиновник особых поручений, заведующий, управляющий отделом по финансам Царства Польского. С 1883 года — действительный статский советник. С 1885 года — товарищ управляющего, с 1889 года — управляющий Государственным банком.

Жуковский, как управляющей банком — был посредственный и ничего особенного собой не представлял.

— Витте С. Ю.

С 1894 года — член Совета министра финансов, с 1901 года — сенатор в департаменте герольдии.

Литератор

Начал публиковаться в 1859 году, когда выступил в печати с повестью «Петербургские ночи» и статьей «Общественные отношения России с точки зрения исторической науки и права» в сборнике «Весна». В 1860—1866 годах регулярно печатал статьи по экономическим и юридическим вопросам в журнале «Современник». Был фактическим редактором газеты «Народная летопись» (1865), одним из редакторов журнала «Космос» (1869). В этот период придерживался весьма радикальных политических взглядов. За одну из своих статей Жуковский вместе с А. Н. Пыпиным был привлечён к суду за оскорбление дворянства, оправдан Петербургским окружным судом, но приговорён судебной палатой к трехнедельному аресту на гауптвахте.

Когда известный писатель Н. А. Некрасов в 1868 году стал фактическим редактором «Отечественных Записок» и привлёк к участию в этом издании некоторых из прежних сотрудников «Современника», Жуковский не примкнул к их числу и вместе с М. Антоновичем издал книгу «Материалы для характеристики современной русской литературы», в которой Жуковскому принадлежала статья «Содержание и программа „Отечественных Записок“ за прошлый (1868) год». Сторонники Некрасова резко негативно отнеслись к этой книге, в советском литературоведении она считалась «пасквильной».

Экономист

В 1870—1880-е годы публиковал статьи на экономические темы в журнале «Вестник Европы». В статье «Карл Маркс и его книга о капитале» («Вестник Европы», 1877, № 9) подверг резкой критике марксистское учение. Следствием этой статьи стала оживлённая дискуссия, в которой принял участие и Маркс посредством письма в редакцию «Отечественных записок».

Автор работ «Политические и общественные теории XVI-го века» (СПб., 1866); «Прудон и Луи Блан» (СПб., 1867), «Деньги и банки», «Население и земледелие», «Нравственная культура», «Промышленность», «Крестьянское дело и общественная инициатива» (1911). Главный труд — «История политической литературы XIX столетия», т. I (СПб., 1871), в котором основное внимание было уделено учениям экономистов классической школы. Считался талантливым популяризатором экономических знаний, но часто выходил за пределы простого изложения концепций известных экономистов, подвергал их работы подробному анализу. Особое внимание уделял анализу взглядов Давида Рикардо. Иллюстрировал строго логическое построение системы Рикардо с помощью математических формул.

Ссылки

• [bse.chemport.ru/zhukovskij_yulij_galaktionovich.shtml Биография]
• [www.peoples.ru/state/statesmen/jukovskiy/index.html Биография]
• [www.cbr.ru/today/history/print.asp?file=Zhukovsky.htm Биография на сайте Центрального банка РФ]

Отрывок, характеризующий Жуковский, Юлий Галактионович

После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.