Жуковский-Жук, Иосиф Иванович
| Иосиф Иванович Жуковский-Жук | |
| Имя при рождении: |
Ян Степанович Плястен |
|---|---|
| Род деятельности: |
революционер, литератор |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
неизвестно |
Иосиф Иванович Жуковский-Жук (настоящее имя — Ян Степанович Плястен) (февраль 1889, Коссово, Гродненская губерния — 24 августа 1937) — участник революционного движения в Российской империи в начале ХХ века, эсер. Занимался литературной деятельностью, пользовался псевдонимом А. Левандовский. В партии был известен под кличками Саша Горный и Овод (последнее в честь персонажа одноименного романа Э. Войнич).
Содержание
Биография
Ранние годы
Родился в 1889 году в местечке Коссово Гродненской губернии (ныне Ивацевичский район Брестской области). По происхождению поляк, сын хлебопашца. Обучался в министерской народной школе. С 1903 по 1906 годы учился в городском училище в Слониме. Рано вступил в революционное движение, в 1905—1908 годах состоял в организации эсеров-максималистов, занимался агитационной деятельностью среди белорусских крестьян. В этот период неоднократно арестовывался на короткий срок. Перебрался в Харбин, где вступил в объединенную группу эсеров и анархистов.
В декабре 1909 года был арестован в Харбине. Находясь под следствием, совершил покушение на жизнь товарища прокурора Пограничного Окружного суда В.С. Иванова, ранив его кинжалом. Суд состоялся в декабре 1911 года, Жуковский был приговорен окружным судом к 12 годам каторги. Наказание отбывал на Нерчинской каторге, в селе Горный Зерентуй, затем был переведен в Кутомару. Об этом периоде своей жизни написал воспоминания «[www.memo.ru/nerczinsk/zhuk.htm В дни борьбы]», а также оставил несколько стихов. Находясь в заключении, Жуковский принимал участие в протестах и борьбе заключенных за свои права, за что подвергался наказанию розгами, носил кандалы и помещался в карцер.
После 1917 года
После Февральской революции был освобожден, включился в политическую деятельность.
- Весной 1917 года был избран в Читинский Совет рабочих депутатов.
- 26 августа 1917 года был избран в члены оргбюро по созданию Союза эсеров-максималистов.
- Осенью 1917 года стал секретарем бюро Читинского ССРМ, членом Забайкальского облисполкома и Ревкома.
- По решению 2-го Всесибирского съезда Советов в феврале 1918 года был избран в новый состав Центросибири (Центрального Сибирского Исполкома Советов).
- После захвата войсками атамана Семенова Даурии стал членом Военно-революционного штаба и коллегии агитаторов и пропагандистов.
После падения в Чите советской власти, Жуковский перешел на нелегальное положение и уехал в Благовещенск.В 1919 году Жуковский работал в антиколчаковской подпольной группе, впоследствии был избран членом Амурского Исполкома. При создании Дальневосточной республики ушел из органов власти, занявшись литерутарно-агитационной деятельностью, редактировал журнал «Голос максималиста» и «оппозиционную» газету «Вольная трибуна», за что и был арестован 2 апреля 1922 года в Благовещенске. После непродолжительного заключения был выслан в Читу под расписку о невыезде. В том же году Жуковский снова был арестован за издание оппозиционной литературы, но в 1923 году дело было прекращено.
Жуковский перебрался в Москву, где стал секретарем редакции журнала «Каторга и ссылка», состоял в объединениях левых эсеров и эсеров-максималистов. Поддерживал связь с товарищами по Нерчинской каторге, в том числе с Марией Спридоновой и другими. С 1925 по 1928 год пробыл в ссылке, продолжал интересоваться историей революционного движения и поддерживать отношения с товарищами-эсерами.
В 1933 году был арестован по делу «Народнического центра», отправлен в ссылку в Новосибирск. В 1937 году был привлечен по суду о т.н. «Объединенном бюро ЦК Партии левых эсеров и Союза эсеров-максималистов». Тройкой НКВД был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян 24 августа 1937 года. Реабилитирован в 1959 году.
Напишите отзыв о статье "Жуковский-Жук, Иосиф Иванович"
Ссылки
[rus-soc.blogspot.ru/2012/03/18.html Русское социалистическое движение]
[www.memo.ru/nerczinsk/bio_7.htm Персонажи Нерчинской каторги]
Отрывок, характеризующий Жуковский-Жук, Иосиф Иванович
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
