Жуков, Николай Алексеевич
Поделись знанием:
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
| Николай Алексеевич Жуков | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна | |
| Дата смерти | |
| Работы и достижения | |
| Учёба: |
МУЖВЗ (не окончил) |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
| Важнейшие постройки |
Московская соборная мечеть, Колокольня церкви Покрова Пресвятой Богородицы на Городне |
Никола́й Алексе́евич Жу́ков (? , Москва — 19 мая 1913) — русский архитектор, автор проекта Московской соборной мечети и других гражданских и церковных зданий в Москве.
Биография
Родился в Москве, вырос в Замоскворечье в доме по улице Бахрушина, 9, которым его отец владел с 1860-х годов. Окончил Вторую московскую прогимназию. Затем поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, из которого выбыл, окончив лишь курс наук. Следующие пять лет работал на стройках других архитекторов. В ноябре 1890 года подал прошение в Техническо-строительный комитет МВД на предоставление права производства работ по гражданской, строительной и дорожной части, однако на экзамене провалился. В сентябре 1891 года подал новое прошение и уже 26 ноября 1891 года получил запрашиваемое право и звание техник архитектуры. Имел частную практику в Москве. Скончался 19 мая 1913 года. Похоронен на Даниловском кладбище[1][2].
Постройки в Москве
- Колокольня и ограда с воротами церкви Покрова Пресвятой Богородицы на Городне (1900, Вторая Покровская улица, 24, стр. 1)[2][3];
- Московская соборная мечеть (1904, Выползов переулок, 7, стр. 1)[2];
- Дома во владении В. Ф. Шмидта (1890-е, улица Бахрушина, 9, 11), снесены в 2010 году;
- Доходный дом (?, Зацепский Вал, 10) снесён в 1984 году[2][1].
Галерея
- Hrampokrova.jpg
- Moscow Cathedral Mosque 2009.jpg
Напишите отзыв о статье "Жуков, Николай Алексеевич"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.zamos.ru/dossier/zh/4199/ Жуков Николай Алексеевич. Архитектор]. Вестник Замоскворечья (19 января 2008). Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G05bN5zv Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
- ↑ 1 2 3 4 Зодчие Москвы, 1998, с. 104.
- ↑ [temples.ru/card.php?debug_arch&ID=7044 Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском]. Храмы России. Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G05caSVG Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
Литература
- Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А. В. Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 104. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
Ссылки
- [www.zamos.ru/dossier/zh/4199/ Жуков Николай Алексеевич. Архитектор]. Вестник Замоскворечья (19 января 2008). Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G05bN5zv Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
Отрывок, характеризующий Жуков, Николай Алексеевич
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
