Жук у Жаманак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жук у Жаманак (Ժուկ ու Ժամանակ)
Мифология: Армянская мифология
Толкование имени: Солнце
Пол: Мужской
Атрибуты: Белый и чёрный клубок в каждой руке
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Жук у Жаманак (арм. Ժուկ ու Ժամանակ) — в армянской мифология персонификация времени.

Жук у Жаманак является седовласым старцем, сидящим на вершине высокой горы или на небе и дежащий в одной руке белый, а в другой - чёрный клубок. По одной стороне горы он спускает белый клубок, а по другой поднимает чёрный. Когда белый клубок, символизирующие день и дневное небо разматываясь доходит до оснований горы, то восходит Солнце и наступает день. Когда же Жук у Жаманак сматывает белый клубок, а чёрный, символизирующий ночь и ночное небо, разматывает и спускает вниз, то Солнце заходит и наступает ночь[1].

Напишите отзыв о статье "Жук у Жаманак"



Примечания

  1. [www.dagksi.narod.ru/Books/IsalabdulaevMA_Mif.pdf М. А Исалабдулаев /Мифология народов Кавказа]

Отрывок, характеризующий Жук у Жаманак

На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…