Журандир Коррея

Журандир Коррея
Общая информация
Полное имя	Журандир Коррея дос Сантос
Родился	26 апреля 1913(1913-04-26) Сан-Паулу, Бразилия
Умер	4 марта 1972(1972-03-04) (58 лет) Сан-Паулу, Бразилия
Гражданство	Бразилия
Позиция	вратарь
Карьера
Клубная карьера*
1930—1933	Сан-Бенто (Сорокаба)	? (?)
1934	Сан-Паулу да Флореста	? (?)
1934	Флуминенсе	? (?)
1935—1939	Палестра Италиа	52 (-?)
1940—1941	Феррокариль Оэсте	? (?)
1941	Химнасия и Эсгрима	? (?)
1942—1946	Фламенго	107 (-162)
1946	Коринтианс	? (?)
1947—1948	Комерсиал (Сан-Паулу)	? (?)
Национальная сборная**
1936—1937	Бразилия	8 (-17)
Международные медали
Чемпионаты Южной Америки
Серебро	Аргентина 1937
Серебро	Чили 1945
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Журандир Коррея дос Сантос (порт. Jurandyr Correia dos Santos; 26 апреля 1913, Сан-Паулу — 4 марта 1972, Сан-Паулу) — бразильский футболист, голкипер. Один из идолов «Фламенго» 40-х годов.

Карьера

Журандир начал свою карьеру в клубе «Сан-Бенто» из родного штата Сан-Паулу. Затем несколько месяцев в клубе «Сан-Паулу да Флореста». В 1934 году его пригласил «Флуминенсе», но Журандир не смог адаптироваться в новой команде и проведя лишь несколько игр покинул ряды «Флу».

Из «Флуминенсе» Журандир перешёл в клуб «Палестра Италиа». В «Палестре» Журандир быстро стал основным вратарем команды, которой помог в 1936 году выиграть Паулисту.

Во время игры в «Палестре», Журандир обратил на себя внимание тренеров национальной команды, со сборной Журандир, в качестве основного голкипера поехал на Чемпионат Южной Америки 1937, на котором провёл все 5 матчей и дошёл до финала, в котором бразильцы проиграли сборной Аргентины.

Игрой на Южноамериканском первенстве Журандир привлек к себе интерес аргентинских команд, в 1940 году он перешёл в клуб «Феррокариль Оэсте», а через год 4 месяца защищал цвета «Химнасии и Эсгримы», в которую он перешёл из-за сорвавшейся сделки с «Португезой Сантиста», в которую Журандир намеревался перейти.

В 1942 году Журандир перешёл во «Фламенго» и провёл за команду 5 лет, выиграв три чемпионата Рио, отыграв 107 матчей, в которых пропустил 162 мяча.

Завершал карьеру Журандир в клубе «Комерсиал», куда он перешёл из «Коринтианса», в котором большую часть матчей Журандир наблюдал со скамейки запасных.

Награды

• Чемпион штата Сан-Паулу: 1936
• Серебряный призёр Чемпионата Южной Америки: 1937
• Чемпион штата Рио-де-Жанейро: 1942, 1943, 1944

Ссылки

• [en.sambafoot.com/players/1877_Jurandyr.html Профиль на СамбаФут]
• [www.cbf.com.br/ca2/411j.html Профиль на cbf.com]
• [www.flamengo.com.br/flapedia/Jurandir Профиль во Флапедии]

Отрывок, характеризующий Журандир Коррея

– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.