Житень
Поделись знанием:
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
(перенаправлено с «Жыцень»)
Житень (житный дед, белор. жыцень, жытні дзед) — дух, хозяин поля у белорусов. Его женская параллель — житная баба[1]. Как древнебелорусский бог плодородия и осени описан (и, вероятно, придуман) фольклористом Павлом Шпилевским (Древлянским).
Содержание
Описание
В Белоруссии Житеня представляли в виде маленького старичка («житний дед») с длинной бородой. Считалось, что он якобы обеспечивал урожай ржи — «давал жито», собирал колосья на ржаной ниве небрежной хозяйки и переносил их на поле прилежной жнеи, способствовал хорошему вызреванию зерновых культур и овощей. Его уважали также как духа богатства и благополучия[1].
Особенностью Житеня является третий глаз на затылке, который нужен для лучшего выполнения задач этого мифологического персонажа[2].
Образ жизни
Житень ходит по полям и следит за тем, чтобы урожай на нивах был хорошо убран. В белорусском фольклоре говорится, что, если Житень находил кинутые плохо обмолоченные колосья, собирал их в снопы и переносил на участки более аккуратных хозяев. Позже народные верования про Житеня слились с представлением про бога как изготовителя урожая. Религиозное представление про него исчезло в конце XIX — начале XX вв. С образом Житеня связан земледельческий обряд «завивание бороды».- Житень3.jpg
- Житень5.jpg
- Житень4.jpg
См. также
Напишите отзыв о статье "Житень"
Примечания
- ↑ 1 2 Піліпенка, 1989, с. 199.
- ↑ Выданне «Чароуны свет. З беларускiх мiфау, паданняу i казак». Мiнск «Беларуская Энцыклапедыя iмя Пятруся Броуki» 2008.
Литература
- Піліпенка М. Ф. Жыцень // Этнаграфiя Беларусi. Энцыклапедыя / Рэдкал.: І. П. Шамякін (гал. рэд.) і інш. — Мн.: БелСЭ, 1989. — С. 199. — ISBN 5-85700-014-9. (белор.)
- Чароуны свет. З беларускiх мiфау, паданняу i казак. — Мiнск: Беларуская Энцыклапедыя iмя Пятруся Броуki, 2008.
Отрывок, характеризующий Житень
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
