Жюгляр, Клеман
| Клеман Жюгляр | |
| Clément Juglar | |
 Клеман Жюгляр | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Известен как: |
открыватель циклов Жюгляра |
Клема́н Жюгля́р (фр. Clément Juglar, (15 октября 1819, Париж, Франция — 28 февраля 1905, Париж, Франция) — французский врач и статистик, первый выделил циклы Жюгляра[1].
Биография
Клеман родился 15 октября 1819 года в Париже в семье врача, поэтому пошёл по стопам отца и получил медицинское образование. В 1846 году получил степень доктора медицины, работал врачом[2].
Попутно его интересовала демография и экономика. В 1848 году начал заниматься вопросами экономических кризисов, опубликовал ряд работ. До 1883 года Жугляр был профессором кафедры статистики в Свободной школе политических наук в Париже[2].
В 1885 году основал статистическое общество, был членом и президентом французского Общества социальной Экономики[2], в 1892—1905 годах был избранным руководителем секции политэкономии, статистики и финансов Академии моральных и политических наук, членом и президентом Парижского общества статистики, членом парижского Общества политической экономики, членом Королевского статистического общества, членом Международного статистического института, членом Комитета работ по истории и науки, членом Высшего совета статистики, стоял у истоков основания L'Économiste français в 1862 году и был редактором Journal des économistes, сотрудничал с журналом Journal de la Société de Statistique, с Nouveau dictionnaire d'économie politique и Dictionnaire des finances [3].
Основной вклад
Внёс значительный вклад в исследования циклов деловой активности, экономические циклы с периодом 7-11 лет названы в его честь — циклы Жюгляра.
Награды
- 1860 — награда от Академии моральных и политических наук за лучшее эссе «О торговых кризисах и их периодическом повторении во Франции, Англии и США»[4].
Библиография
- Juglar C. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k1060720 Des Crises commerciales et leur retour périodique en France, en Angleterre et aux États-Unis], — Paris, 1862
- Juglar C. Du Change et de la liberté d'émission, — Paris, 1868
- Juglar C. Les Banques de dépôt, d’escompte et d'émission, — Paris, 1884.
Напишите отзыв о статье "Жюгляр, Клеман"
Примечания
- ↑ Clément Juglar — статья из Encyclopaedia Britannica
- ↑ 1 2 3 Блауг М. [www.seinst.ru/page677/ 100 великих экономистов до Кейнса]. — СПб.:Экономикус, 2008. — С. 107-108. — ISBN 978-5-903816-01-9.
- ↑ Académie des sciences morales et politiques [www.asmp.fr/fiches_academiciens/decede/JUGLAR.htm CLÉMENT JUGLAR].
- ↑ P.Bridel, M.Dal-Pont [ress.revues.org/106 Clément Juglar (1819-1905): les origines de la théorie des cycles]. — 2009. — С. 7-11. — ISBN 978-2-600-01275-1.
Отрывок, характеризующий Жюгляр, Клеман
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
