Кузен, Жюль-Альфонс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жюль-Альфонс Кузен»)
Перейти к: навигация, поиск
Его Превосходительство архиепископ
Жюль-Альфонс Кузен
Jules-Alphonse Cousin<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
епископ Нагасаки
26 июня 1985 год — 18 сентября 1911 год
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: епископ Бернар Петижан
Преемник: епископ Жан-Клод Комба
 
Рождение: 21 апреля 1842(1842-04-21)
Смерть: 18 сентября 1911(1911-09-18) (69 лет)
Принятие священного сана: 23 декабря 1865 год
Епископская хиротония: 21 сентября 1885 год

Жюль-Альфон́с Кузе́н (фр. Jules-Alphonse Cousin MEP[1], 21.04.1842 г., Франция — 18.09.1911 г., Нагасаки, Япония) — католический прелат, миссионер, апостольский викарий Северной Японии и епископ Нагасаки с 26 июня 1885 года по 18 сентября 1911 год, член миссионерской конгрегации Парижское общество заграничных миссий.



Биография

27 апреля 1864 года Жюль-Альфонс Кузен вступил в миссионерскую конгрегацию «Парижское общество заграничных миссий». 23 декабря 1865 года Жюль-Альфонс был рукоположён в священника.

26 июня 1885 года Римский папа Лев XIII назначил Жюля-Альфонса Кузена викарием апостольского викариата Южной Японии и титулярным епископом Акмонии. 21 сентября 1885 года состоялось рукоположение Жюля-Альфонса Кузена в епископа, которое совершил викарий апостольского викариата Северной Японии и титулярный епископ Армины Аркадийской Пьер-Мари Осу в сослужении с титулярным епископом Мари-Жаном-Гюставом Бланом.

15 июня 1891 года апостольский викариат Южной Японии был перобразован в епархию Нагасаки и Жюль-Альфонс Кузен стал ординарием этой епархии.

Скончался 18 сентября 1911 года в городе Нагасаки.

Напишите отзыв о статье "Кузен, Жюль-Альфонс"

Примечания

Ссылки

  • [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bcousinj.html Информация]  (англ.)
Предшественник:
епископ Бернар Петижан
Епархия Нагасаки
26 июня 1885 год18 сентября 1911 год
Преемник:
епископ Жан-Клод Комба

Отрывок, характеризующий Кузен, Жюль-Альфонс

– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.