Бастид, Жюль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жюль Бастид»)
Перейти к: навигация, поиск
Жюль Бастид
фр. Jules Bastide
Место рождения:

Париж

Место смерти:

Париж

Партия:

Aide toi et le ciel t'aidera

Жюль Бастид (1800—1879) — французский публицист и историк.

Посещал коллегию Генриха IV, потом посвятил себя юриспруденции. Как участник в возмущении 5 июня 1820 года, раненый в стычке с войсками, был заключен в тюрьму и в 1821 году примкнул к карбонариям, принимая деятельное участие во всех заговорах против Реставрации. В качестве капитана артиллерии был вовлечен и в декабрьское возмущение 1830 г.

Он принадлежал к тайному обществу, главарем которого был Буонаротти. Общество это возложило на Бастида поручение организовать республиканскую партию на юге Франции, и он в начале 1832 г. отправился с этой целью в Лион и Гренобль. Хотя он подвергался аресту и суду как агитатор и республиканец, но в конце мая был освобожден, а 5 июня того же года принимал выдающееся участие в беспорядках, происшедших в Париже при погребении генерала Ламарка. Бастид был приговорен к смертной казни, но успел бежать в Англию, где прожил два года.

Публицистическая деятельность Бастида выразилась в участии его в журнале «National» и в издании собственного, весьма яркой радикальной окраски, журнала «Revue nationale». После Февральской революции 1848 г. был делегатом министерства иностранных дел, потом генеральным секретарем того же министерства, был также членом учредительного собрания, а с 11 мая по 29 июня и с 17 июля 1848 по 20 декабря 1848 г. — министром иностранных дел (в перерыве — морским министром), но на этих видных должностях играл довольно незначительную роль.

Зато его сочинения «La République Française et l’Italie en 1848» (Брюссель, 1858) и «Guerres de religion en France» (2 т., Париж, 1859) привлекли всеобщее внимание. Из его «Histoire de l’assemblée législative» появился лишь первый том (1847).

Напишите отзыв о статье "Бастид, Жюль"



Литература

Отрывок, характеризующий Бастид, Жюль

Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.