Дежерин, Жюль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жюль Дежерин»)
Перейти к: навигация, поиск
Жюль Дежерин
Награды и премии:

Жозеф Жюль Дежерин (3 августа 1849, Женева — 26 февраля 1917, Париж) — французский врач-невролог[1] и невропатолог швейцарского происхождения, анатом.

Происходил из савойской семьи, его отец был владельцем экипажной фирмы. С 1866 по 1870 год учился в Женевской академии[1]. В период Франко-прусской войны (1870—1871) добровольно работал санитаром в Женевской больнице. 21 марта 1871 года прибыл в Париж, когда там была провозглашена Коммуна, чтобы изучать медицину, был студентом Альфреда Вульпиана[2]; получение образования завершил в 1879 году. В том же году стал заведующим отделением в больнице Сен-Луи, в 1882 году возглавил её. С 1886 года стал профессором-агреже в больнице Бисетра, с 1887 по 1894 год возглавлял в ней клинику нервных болезней; в 1888 году женился на своей студентке Августе, которая стала его близкой соратницей в научных исследованиях до конца жизни[1].

С 1895 года работал в парижском госпитале Сальпетриер, возглавляя там Pavillon Jacquart. С 1900 по 1911 год был профессором и заведующим кафедры истории медицины в этом госпитале, с 1907 года возглавил также кафедру внутренней патологии, что не мешало ему продолжать чтение лекций. С 1910 по 1917 год возглавлял кафедру нервных болезней в Парижском университете. Во время Первой мировой войны участвовал активное участие в организации военных госпиталей[3], что сказалось на его здоровье. В 1916 году у него появились первые признаки уремии, спустя год он скончался. Похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Большая часть научных исследований Дежерина была посвящена клинической неврологии и анатомии нервной системы, а также афазии, введя понятие «чистой моторной афазии». Совместно с Г. Русси он описал характерные для поражения зрительного бугра расстройства, получившего название в честь учёных[4], совместно с Л. Ландузи — особый тип прогрессивной мышечной дистрофии, который до того не был исследован и получил название мышечной дистрофии Ландузи — Дежерина. Выделил (совместно с Ж. Сотта) в особую нозологическую форму гипертрофический прогрессирующий интерстициальный неврит детского возраста, который в честь учёных получил название болезни Дежерина — Сотта. В 1882 году установил локализацию поражения при так называемой словесной слепоте, получившую название центр Дежерина. Оставил подробное описание плече-лопаточно-лицевой миопатии, опубликовал в общей сложности более 100 работ по патологии спинного мозга и полосатых мышц.

С 1908 года — член Медицинской академии в Париже. За свои труды был награждён орденом Почётного легиона.

Напишите отзыв о статье "Дежерин, Жюль"



Примечания

  1. 1 2 3 Willem Levelt. [books.google.com/books?id=xD9oAgAAQBAJ&pg=PA364 A History of Psycholinguistics: The Pre-Chomskyan Era]. — OUP Oxford. — P. 364. — ISBN 978-0-19-162720-0.
  2. Stephen Ashwal. [books.google.com/books?id=eDvHZWRo9_0C&pg=PT168 The Founders of Child Neurology]. — Norman Publishing, 1990. — P. 168. — ISBN 978-0-930405-26-7.
  3. [books.google.com/books?id=Q2kNJb86u60C&pg=PA104 The Basal Ganglia IX]. — Springer. — P. 104. — ISBN 978-1-4419-0340-2.
  4. [books.google.com/books?id=66u1bby52EkC&pg=PA93 Neurological Classics]. — Thieme, 1997. — P. 93. — ISBN 978-1-879284-49-4.

Библиография

  • Gauckler E. [books.google.ru/books?id=Bh46AQAAMAAJ&q=Gauckler+E.+Le+Professeur+J.+Dejerine&dq=Gauckler+E.+Le+Professeur+J.+Dejerine&hl=ru&sa=X&ei=Bn2EVMbJBarNygPZloGYDw&ved=0CCoQ6AEwAg Le Professeur J. Dejerine]. 1922, Paris, Masson.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дежерин, Жюль

– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.