Дюпюи, Жюль

Жюль Дюпюи
Jules Dupuit
Дата рождения:	18 мая 1804(1804-05-18)
Место рождения:	Фоссано, Италия
Дата смерти:	5 сентября 1866(1866-09-05) (62 года)
Место смерти:	Париж, Франция
Страна:	Франция
Научная сфера:	механика, экономика
Альма-матер:	Политехническая школа

Жюль Дюпюи́ (фр. Arsène Jules-Émile Juvenal Dupuit; 18 мая 1804, Фоссано, Италия — 5 сентября 1866, Париж) — французский инженер, механик и экономист, один из предшественников маржинализма.

Биография

Родился 18 мая 1804 г. в Италии (в то время оккупированной наполеоновскими войсками). Когда Жюлю было 10 лет, его семья переехала во Францию. В 1822 г. окончил Политехническую школу в Париже. Работая инженером, проектировал дорожные объекты и в 1843 г. получил за эту деятельность орден Почётного легиона.

Научная деятельность

Работы по механике

В 1830-е гг. Ж. Дюпюи провёл ряд экспериментов по определению сопротивления, испытываемого цилиндрическим катком радиуса <math>R</math>  при его качении по горизонтальной плоскости. Обрабатывая эти данные, он в 1837 г. предложил формулу для силы трения качения, по которой она обратно пропорциональна  <math>\sqrt{R}</math> .  Затем последовала оживлённая и достаточно резкая дискуссия (1839—1841 гг.) между Дюпюи и другим французским механиком — А. Мореном, данные экспериментов которого убедительно подтверждали справедливость формулы Кулона (по ней сила трения качения обратно пропорциональна <math>R</math> ),  после чего работы Дюпюи по трению качения были надолго забыты.

Впрочем, в середине XX в. фундаментальные исследования Д. Тейбора (David Tabor) по теории трения качения привели к частичной реабилитации представлений Дюпюи. Оказалось, что для материалов с выраженной несовершенной упругостью (резина, дерево, отчасти — чугун), для деформирования которых характерен упругий гистерезис, формула Дюпюи обеспечивает лучшее совпадение с опытом, чем формула Кулона.

Занимался также подземной гидродинамикой, где исследовал дифференциальное уравнение, описывающее движение грунтовых вод.

Работы по экономике

В 1844 опубликовал статью «О мере полезности гражданских сооружений», где доказывал несостоятельность применявшегося в то время способа определения эффективности (полезности) хозяйственных мероприятий. В статье впервые был применён предельный анализ в экономике (после Тюнена и Курно). Впервые проанализировал излишек потребителя — ключевое понятие экономики благосостояния. Дюпюи опровергал представление о полезности гражданских сооружений (мостов, дорог) как сумме денежных поступлений от их эксплуатации.

Публикации

• Dupuit J.  Essai et expériences sur le tirage de voitures et sur le frottement de second espèce. — Paris: Carilian — Goeury, 1837. — 167 p.

Литература

• Блауг М. Дюпюи, Жюль // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. — СПб.: Экономикус, 2008. — С. 104-106. — 352 с. — (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-903816-01-9.
• Блауг М. Дюпюи и французская инженерная традиция // Экономическая мысль в ретроспективе = Economic Theory in Retrospect. — М.: Дело, 1994. — С. 297-299. — XVII, 627 с. — ISBN 5-86461-151-4.
• Ишлинский А. Ю.  Механика: идеи, задачи, приложения. — М.: Наука, 1985. — 624 с.
• Силин А. А.  Трение и его роль в развитии техники. — М.: Наука, 1976. — 176 с.

Ссылки

• [economicus.ru/cgi-ise/gallery/frame_rightn.pl?type=in&links=./in/dupuit/works/dupuit_w1.txt&img=works.jpg&name=dupuit Жюль Дюпюи. О мере полезности гражданских сооружений]

Отрывок, характеризующий Дюпюи, Жюль

Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.