Жёлтая книга

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жёлтая книга
англ. The Yellow Book

Июль 1894, иллюстрация Обри Бёрдсли
Специализация:

литературный журнал

Периодичность:

4 раза в год

Язык:

английский

Главный редактор:

Генри Харланд

Издатель:

Элкин Мэтьюз, Джон Лейн

Страна:

Великобритания Великобритания

История издания:

18941897

«Жёлтая книга» (англ. The Yellow Book) — английский литературный ежеквартальный журнал, издававшийся в 1894—1897 годах и давший название «желтые девяностые» последнему десятилетию XIX века[1].

«Жёлтая книга» стала ярчайшим в Англии проявлением культуры декадентства и собрала многих деятелей эстетизма 1890-х гг. На страницах журнала был представлен широкий спектр литературных и художественных жанров, поэзии, рассказов, эссе, книжных иллюстраций, портретов и репродукций картин. Журнал отличался тем, что публиковался в твердом переплете и не содержал серийных произведений и рекламы, кроме списков издателей. Он создавался как высококультурное издание, в противовес массовой периодике «конца века»[2]. Несмотря на элитистское содержание, журнал хорошо продавался.

Идея создать новый иллюстрированный журнал пришла в начале 1894 года Генри Харланду и Обри Бёрдсли, которые обратились для её реализации к издателю Джону Лейну[3]. Название Желтая книга, намекавшее на фривольные французские романы издававшиеся в желтых обложках, дал альманаху Бёрдсли[4]. Чтобы подогреть интерес публики, незадолго до выпуска первого номера, был издан буклет, анонсирующий среди прочего, что «[ц]ель издателей и редакторов Желтой книги — отступить насколько возможно от старой недоброй традиции периодической литературы и представить иллюстрированный журнал как прекрасный образец книгоиздания, современный, выдающийся в литературном и художественном отношении и к тому же популярный в лучшем смысле этого слова[5]». Первый номер журнала с рисунком Бёрдсли на обложке появился в продаже 16 апреля и имел большой успех в том числе благодаря возросшей в то время популярности художника.

Главным редактором журнала был Генри Харланд. Первые четыре номера за художественное оформление отвечал Бёрдсли. Однако арест Оскара Уайльда, чьи работы иллюстрировал художник, а также то совпадение что писатель на момент задержания имел при себе желтую книгу (на самом деле другую книгу с желтой обложкой), привели к увольнению иллюстратора. После процесса над Уайльдом журнал стал ассоциироваться в общественном сознании со скандалом и гомосексуальностью, что в конце концов привело к его закрытию[6]. Художественную редакцию последующих номеров взял на себя сам Лейн при поддержке Паттена Уилсона[7].

Напишите отзыв о статье "Жёлтая книга"



Примечания

  1. Stanley Weintraub. The Yellow Book, Quintessence of the Nineties. — Doubleday, 1964. — 373 с.
  2. Herbert F. Tucker. A New Companion to Victorian Literature and Culture. — John Wiley & Sons, 2014. — С. 58-59. — 584 с. — ISBN 9781118624456.
  3. Weintraub, 1964, с. IX-X.
  4. Linda Dowling. The Yearbook of English Studies, Vol. 16. — 1986. — С. 123-124.
  5. [archive.org/stream/TheYellowBookProspectusToVolume1/Yb01_djvu.txt Full text of "The Yellow Book Prospectus to Volume 1"]
  6. Sabine Doran. The Culture of Yellow: Or, The Visual Politics of Late Modernity. — Bloomsbury Publishing USA, 2013. — С. 52-53. — 224 с. — ISBN 9781441169495.
  7. [1890s.ca/PDFs/YBintroduction.pdf Lorraine Janzen Kooistra Introduction to The Yellow Book (1894-1897)]

Ссылки

  • [www.1890s.ca 13 номеров журнала в разных форматах на сайте The Yellow nineties online]
  • [www.archive.org/details/yellowapril189401uoft Первый номер журнала на сайте Archive.org (остальные также доступны на этом ресурсе)]

Отрывок, характеризующий Жёлтая книга

– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.