Племянник чародея
| Племянник чародея | |
| The Magician’s Nephew | |
|
| |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: | |
| Серия: | |
| Выпуск: |
|
| Предыдущая: | |
| Следующая: | |
«Племя́нник чароде́я» (англ. The Magician’s Nephew) — роман Клайва Стейплза Льюиса, шестая по счёту из 7 книг «Хроник Нарнии» (и первая по внутренней хронологии). Впервые опубликована в 1955 году. Посвящена семье Килмеров.
Книга является предысторией остальных; в ней Льюис объясняет, как появилась Нарния, как в неё попала Белая Колдунья, и почему дети смогли попасть в Нарнию через Платяной шкаф. Белая Колдунья фигурирует в этой книге под именем Джадис, что в переводе с персидского означает «ведьма».
Содержание
Сюжет
Полли Пламмер живёт в Лондоне, рядом с тем домом, где вынужден был поселиться Дигори Керк. Мать Дигори больна, поэтому он живёт у своего дяди, человека со странностями. Он не понимает, почему его тётя не разрешает ему заходить в рабочую комнату дяди, пока однажды по ошибке он не попал туда вместе с Полли. Оказывается, его дядя Эндрью был чародеем, не особенно преуспевшим в этой области, однако сумевшим создать кольца, зелёные и жёлтые, которые уносили из нашего мира любого, кто их касается. Куда уносят кольца — Эндрью Кеттерли не знает. Поэтому он обманом заставил Полли взять кольцо, а Дигори был вынужден отправиться за ней, взяв с собой две пары колец — для себя и для неё.
Ребята оказались в Лесу-между-мирами, где время почти не течёт, и человек почти не осознаёт себя, зато в каждом из множества прудов Леса-между-мирами ведёт своё начало путь в другой мир, почти такой же, как наш. Из любопытства они отправляются взглянуть на первый попавшийся мир, и им оказывается Чарн. Чарн — город или мир — почти пуст, но когда-то он был обитаем. Дигори и Полли случайно находят последнюю оставшуюся в живых его обитательницу — королеву Джадис, жестокую и могущественную волшебницу. Дигори, поддаваясь соблазну и любопытству, будит Джадис, хотя он не знал ещё, что это принесёт им с Полли много неприятностей. Вместе с детьми волшебница попадает в Лондон начала XX века.
Оказывается, что в этом мире Джадис не может колдовать, но вся её физическая сила остаётся при ней. Джадис отправляется «на завоевание города», а очарованный ею дядя Эндьрю сопровождает колдунью, желая угодить. В это время Полли и Дигори пытаются придумать, как вытащить её из нашего мира в Лес-между-мирами. Поэтому, когда колдунья возвращается, они уже ждут её в засаде у дома Дигори. В суматохе и неразберихе вместе с Джадис и детьми из нашего мира исчезают и дядя Эндрью, и оказавшийся случайно рядом с ними кэбмен Фрэнк, и его лошадь. Так они попадают в новый мир; мир, который ещё только создаётся. Создаётся он песней. Сначала появляется земля, потом небо и звёзды, Солнце и растения, а потом и говорящие животные, и фавны, гномы, нимфы и другие сказочные создания. Становится очевидно, что поёт эту песню лев, могучий и царственный. Пока песня ещё звучит в воздухе, мир оживает и растёт, и даже из обломка фонарного столба из Лондона, которым Джадис попыталась убить льва Аслана, вырастает Фонарный столб.
Аслан заговаривает с ребятами, он рассказывает им о Нарнии, о том, что вместе с колдуньей в страну попало зло. Раз «сын Адама и Евы» принёс его в Нарнию, то «дети Адама и Евы» и обязаны помочь его удержать. Для этого Аслан посылает Полли и Дигори принести яблоко из чудесного сада. Такое яблоко, что из него вырастет дерево, что сможет защитить Нарнию от многих бед. После того, как дети отправляются в путь на лошади (Аслан наградил её крыльями), он коронует кэбмена из Лондона — так Фрэнк становится Франциском Ι, королём Нарнии, и его жена Нелли, теперь королева Елена, по зову Аслана является из нашего мира.
Тем временем Полли и Дигори достигают сада, где растут Яблоки Вечной Молодости. Здесь Дигори ждёт испытание: он встречает Джадис, которая пришла за яблоком для себя и уже его съела. Теперь она уговаривает Дигори взять одно для себя или для его больной матери.
Но Дигори отказывается, справедливо полагая, что колдунья лжет ему, и срывает только одно яблоко — для Аслана. Из посаженного яблока вырастает то самое дерево, что даст защиту Нарнии от Джадис ещё на много сотен лет. И одно яблоко этого дерева получает Дигори, как дар. Потом Аслан объяснил детям, что тот, кто срывает это яблоко для себя, получает не только бессмертие, но и бесконечные муки, и лишь получивший его от другого — если и не бессмертие, то, по крайней мере, крепкое здоровье и счастье до конца дней.
Дети возвращаются в Англию, мать Дигори выздоравливает. Дети зарывают все магические кольца в землю, а дядя Эндрью, оказавшись снова дома, навсегда оставляет колдовство. Из оставшейся сердцевины яблока вырастает другое дерево, не такое чудесное, как нарнийское. Но через много лет, после того, как его сломала буря, Дигори (тогда уже — профессор Кёрк) заказал из него платяной шкаф. И шкаф этот приведёт других четверых детей в Нарнию, к новым приключениям. Всё это произойдет в следующей книге хроник: «Лев, колдунья и платяной шкаф».
Персонажи
- Дигори — мальчик, которому пришлось остаться в Лондоне из-за болезни матери
- Полли — его соседка и подруга
- Дядя Эндрю — дядя Дигори, обманом отправивший Полли и Дигори в Лес-между-мирами
- Тётя Летти — тетя Дигори, сестра дяди Эндрю
- Джадис — последняя королева Чарна
- Аслан — лев, создавший Нарнию
- Фрэнк — кэбмен, случайно попавший в Нарнию вместе с Дигори, Полли и Джадис; первый король Нарнии (под именем Франсиск)
- Земляничка (Ягодка) — лошадь кэбмена, Стрела; первая нарнийская крылатая лошадь
- Нелли — жена кэбмена; первая королева Нарнии (под именем Елена)
Влияние
Напишите отзыв о статье "Племянник чародея"
Ссылки
- [www.fantlab.ru/work11090 Информация о произведении «Племянник чародея»] на сайте «Лаборатория Фантастики»
Отрывок, характеризующий Племянник чародея
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
