Хуан-ди

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жёлтый император»)
Перейти к: навигация, поиск
Даосизм
История
Люди
Школы
Храмы
Терминология
Тексты
Боги
Медицина
Астрология
Бессмертие
Фэншуй
Портал


Хуан-ди, или «Жёлтый император» (кит. упр. 黃帝, пиньинь: huángdì, др. кит. произн. **ɡʷaaŋ — k-leeɡs) — легендарный правитель Китая и мифический персонаж, который считается также основателем даосизма и первопредком всех китайцев.





Имя

Родовое имя

Исследователь III века Хуанфу Ми считал, что Хуан-ди — это название горы, где жил Император Хуан-ди, позже же он якобы взял себе это имя[1]. Исследователь династии Цин Лян Юйшэн (Liang Yusheng 梁玉繩; 1745—1819), напротив, указывает, что гора была названа в честь Хуан-ди[1]

Имя Хуан-ди обычно переводится как «Жёлтый император», но иероглиф ди может означать не только «император», но и «дух» или «божество». Часть имени 黄хуан «жёлтый» также несёт в себе глубокую символику. Принято считать, что жёлтый цвет соотносится с характерным желтоватым оттенком вод «Жёлтой реки» Хуанхэ. Уместно предположить, что 黄хуан должно быть связано с цветовой символикой речных божеств и духов, живущих в Хуанхэ. Интересно, что жёлтый цвет в Китае стал императорским, правитель носил одежды золотисто-жёлтого цвета, на спине которых обычно вышивался золотыми нитями другой символ императорской власти — лун, являющийся одновременно и одним из речных божеств.

«Жёлтый император»

В окончании Периода Сражающихся царств, Хуан-ди был интегрирован в космологическую схему Пяти элементов как «Жёлтый император», в которой жёлтый цвет представлен землёй, фениксом и центром. О связи цветов с различными династиями упоминают ещё Анналы Люй Бувэя (конец 3 век до н. э.) — режим Хуан-ди должен управляться силой земли.

Хуан-ди как исторический персонаж

Один из пяти легендарных императоров древнейшего периода истории Китая, относящегося к третьему тысячелетию до н. э. Традиционно временем его жизни в Китае называют период ок. 2600 года до н. э.

Согласно Сыма Цяню, Хуан-ди после трудной борьбы сумел подчинить себе вождей отдельных племён и создал первое китайское государство в горах Куньлунь — далеко на западе от бассейна реки Хуанхэ.

Установив мир, Хуан-ди принёс жертвы богам, назначил чиновников-управителей и ввёл первые в стране законы. Всего Хуан-ди имел 25 сыновей, 14 из которых стали родоначальниками известных китайских кланов.

Согласно легендам, имел 1200 жен и наложниц[2].

Ему приписывается изобретение топора, лодки и весла, ступки и пестика, лука и стрел, платья и туфель, а также разделение земли на наделы. Его сподвижники создали иероглифическую письменность и календарь.

Основоположник ряда интеллектуальных традиций

Хуан-ди приписывают авторство многих классических сочинений, в том числе основополагающих медицинских трактатов Хуан-ди Нэй цзин, а также короткого сочинения в стихах Иньфуцзин, почитаемого в даосизме. Привязку к Хуан-ди имеет также «Жабий канон» (Хама цзин 蝦蟆经), предположительно дин. Тан, содержащий предписания по акупунктуре и лечению прижиганиями.

Хуан-ди считается автором «Су-нюй цзин», древнейшего из дошедших до нас трактатов о даосских сексуальных практиках[3].

Атрибуты, мифологизация

Согласно древнекитайской мифологии, ему принадлежал волшебный лук, известный под названием Ухао (кит. 烏號 «тёмный плач»). Жёлтый император устроил пир на земле, и когда прилетел лун, посланец из небесного дворца, Хуан-ди отправился на нём в небо, однако все люди тоже захотели полететь на нём, схватившись за луньи усы, которые не выдержали тяжести и оборвались. Лук Хуан-ди, висевший на усах луна, также упал на землю, таким образом оставшись у людей.

Шань хай цзин упоминает дочь Хуан-ди, которая является демоном засухи (Нюй Ба).

Воскресение и даосский культ

Воскресение Хуан-ди считается прообразом достижения бессмертия в даосских практиках: согласно описанию в «Лесянь чжуань» 列仙傳, Хуан-ди предсказал день своей смерти; а в его гробе, позднее обнаруженном в разверзшейся горе, нашлись только меч и сандалии (по другим описаниям, шляпа и плащ). См. Мавзолей Хуан-ди.

«Лесянь чжуань» описывает также чудесное возвращение к жизни даосского подвижника по имени Гу Чунь 谷春.[4]

См. также

Напишите отзыв о статье "Хуан-ди"

Литература

  • Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 1. (перевод Р. В. Вяткина)
  • Лисевич И. С. Древние мифы о Хуан-ди и гипотеза о космических пришельцах // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М.: Наука, 1974. С. 40-42.
  • Завадская Е. В., Кулагина-Ярцева В. С. Х. Л. Борхес о Хуан-ди // Девятнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч.I. М., 1988. С.200-203.
  • Мартыненко Н.П. Легендарный первопредок китайской нации и первый правитель: к вопросу о первоистоках концепта Хуан-ди // PolitBook. 2015. № 4. С. 154-165.

Примечания

  1. 1 2 Nienhauser 1994, С. 1, note 6.
  2. www.taiji-bg.com/articls/sex/s14.htm
  3. Гулик, Р. Сексуальная жизнь в Древнем Китае. Глава 4. www.plam.ru/cultur/seksualnaja_zhizn_v_drevnem_kitae/p1.php#metkadoc3
  4. Donald Harper, «Resurrection in Warring States Popular Religion», Taoist Resources 5 (1994): 13-28.

Ссылки

  • [acupuncture-treatment-specialists.com/articles/acupuncture-articles-id_541.htm The Yellow Emperor]

Отрывок, характеризующий Хуан-ди

Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.