Симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии
| Заслуженный коллектив России Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии | |
| Жанр | |
|---|---|
| Годы |
c 1882 |
| Страна | |
| Город | |
| Лейбл | |
| Руководитель | |
| [www.philharmonia.spb.ru/rus/zkrmain.php philharmonia.spb.ru] | |
Заслуженный коллектив России Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии (сокращённо — ЗКР АСО СПб филармонии) — один из старейших симфонических оркестров России. Базируется и выступает в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии.
Художественный руководитель и главный дирижёр — народный артист СССР Юрий Темирканов.
Содержание
История
История оркестра восходит к Придворному музыкантскому хору, учреждённому в 1882 г. указом Александра III. Первоначально этот «хор» был предназначен, главным образом, для церемониальных нужд. Однако в 1897 г. он был преобразован в Придворный оркестр и начал практиковать публичные выступления. В начале XX века это уже полноценный музыкальный коллектив, приглашающий в качестве гостевых дирижёров таких фигур мирового масштаба, как Рихард Штраус и Артур Никиш.
В 1917 оркестр, переименованный в Петроградский Государственный симфонический оркестр, возглавил Сергей Кусевицкий. В 1921 коллектив стал ядром созданной в городе филармонии.
В 1920-е годы оркестром Ленинградской филармонии (Ленинградским филармоническим оркестром) руководили Эмиль Купер, затем Николай Малько, а в качестве гастролеров выступали Феликс Вейнгартнер, Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Димитрис Митропулос, Вацлав Талих. В исполнении ленинградского оркестра звучали советские премьеры сочинений Прокофьева, Шостаковича, Брукнера, Рихарда Штрауса, Малера, Дебюсси, Берга, Стравинского. В 1934 оркестр первым в стране получил звание Заслуженного коллектива Республики.
После отъезда Малько за границу пост главного дирижёра занимали Александр Гаук и Фриц Штидри. В 1938 Штидри, не принявший советского гражданства, покинул СССР. Главным дирижёром был назначен Евгений Мравинский.
В годы войны оркестр был эвакуирован в Новосибирск, где за три года дал 538 концертов.
После войны оркестр впервые выехал на зарубежные гастроли в Чехословакию. С 1956 регулярно гастролировал в Европе, Японии и США. В 1971 г. коллектив выступил под управлением Геннадия Рождественского на «Променад-концертах» в Лондоне.
За 50 лет под руководством Мравинского Заслуженный коллектив завоевал репутацию одного из лучших оркестров мира. Критики отмечали благородство фразировки, мягкий и певучий тон струнных, ансамблевую дисциплину и высокое индивидуальное мастерство музыкантов. В разное время в оркестре работали выдающиеся инструменталисты: скрипачи В. С. Либерман (концертмейстер оркестра) и В. Ю. Овчарек, альтист В. И. Стопичев, виолончелист А. П. Никитин, контрабасист М. М. Курбатов, арфистка Т. Л. Тауэр, флейтисты Б. В. Тризно и А. М. Вавилина, гобоист Владимир Курлин, кларнетист В. П. Безрученко, валторнист В. М. Буяновский, трубач В. С. Марголин, тромбонист А. А. Козлов, литаврист Анатолий Иванов. С оркестром выступали выдающиеся отечественные и зарубежные исполнители ― Святослав Рихтер, Эмиль Гилельс, Артур Шнабель, Давид Ойстрах, Леонид Коган, Йозеф Сигети и другие.
После смерти Евгения Мравинского в 1988 году главным дирижёром был избран Юрий Темирканов. Несмотря на тяжелую экономическую ситуацию в России в 1990-е годы, удалось сохранить коллектив и его место в мировой табели о рангах. В 2005 г. Заслуженный коллектив открывал сезон в Карнеги-холле. В 2006 оркестр включен в десятку лучших оркестров Европы[1].
Главные дирижёры
- Герман Флиге (1882—1907)
- Гуго Варлих (1907—1917)
- Сергей Кусевицкий (1917—1920)
- Эмиль Купер (1920—1923)
- Валериан Бердяев (1924—1926)
- Николай Малько (1926—1930)
- Александр Гаук (1930—1934)
- Фриц Штидри (1934—1937)
- Евгений Мравинский (1938—1988)
- Юрий Темирканов (с 1988 года)
Оркестранты
- Алешков, Владимир Олегович — трубач
- Безрученко, Валерий Павлович — кларнетист
- Буяновский, Виталий Михайлович — валторнист
- Буяновский, Михаил Николаевич — валторнист
- Вавилина, Александра Михайловна — флейтистка
- Васильев, Александр Гордеевич — фаготист
- Вишневский, Степан Фёдорович — валторнист
- Ворожцова, Марина Владимировна — флейтистка
- Галузин, Валентин Владимирович — тубист
- Генслер, Владимир Иванович — кларнетист
- Глухов, Андрей Евгеньевич — валторнист
- Довгалюк, Сергей Юрьевич — валторнист
- Евтушенко, Алексей Михайлович — бас-тромбонист
- Ерёмин, Дмитрий Фёдорович — фаготист
- Иванов, Анатолий Васильевич — ударник
- Игнатьев, Максим Алексеевич — тромбонист
- Измайлов, Михаил Михайлович — кларнетист
- Казаков, Андрей Витальевич — кларнетист
- Козлов, Аким Алексеевич — тромбонист
- Курлин, Владимир Михайлович — гобоист
- Либерман, Виктор Семёнович — скрипач
- Марголин, Вениамин Савельевич — трубач
- Неретин, Николай Семёнович — гобоист
- Овчарек, Владимир Юрьевич — скрипач
- Соболев, Валерий Иванович — гобоист (английский рожок)
- Тосенко, Пётр Васильевич — гобоист
- Федотов, Владимир Петрович — флейтист
- Чирсков, Валерий Павлович — трубач
Напишите отзыв о статье "Симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии"
Ссылки
- [www.philharmonia.spb.ru/about/orchestra/zkrasof/about/ Официальный сайт]
Примечания
- ↑ Matthew Westphal. [www.playbillarts.com/news/article/5381.html The Top Ten European Orchestras, According to Ten European Media Outlets], Playbill Arts (Oct 2006). Проверено 2 апреля 2007.
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
