Забастовка и рабочее восстание в Пловдиве (1953)

Забастовка и рабочее восстание в Пловдиве болг. Пловдивска стачка и работнически бунт
Дата	20 апреля - 4 мая 1953 года
Место	Пловдив, Болгария Болгария
Причина	протест против запланированных увольнений в табачной промышленности отвержение социально-экономической политики БКП
Итог	подавление восстания
Противники
рабочие-табачники милиция
Командующие
Кирил Джавезов, Станьо Вутев Иван Прымов, Никола Балканджиев
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
9 (предположительно), по другим данным 3 убитых, десятки раненых, сотни арестованных 0

Забастовка и рабочее восстание в Пловдиве (1953) (болг. Пловдивска стачка и работнически бунт (1953)) — рабочие протесты в болгарском городе Пловдив весной 1953 года. Начавшись с забастовки табачников под экономическими требованиями, переросли в массовое выступление против коммунистического правительства НРБ. Подавлены вооружённой силой. Явились хронологически первым городским восстанием против коммунистических режимов в Восточной Европе 1950-х годов.

Социально-экономический контекст

К 1953 в Болгарии в целом завершилось формирование системы «реального социализма». В экономике это означало тотальное огосударствление и директивную централизацию. Это коснулось и табачной промышленности — одной из ведущих отраслей болгарской экономики. Уже 1 июня 1947 была учреждена Държавния тютюнев монопол (ДТМ) — Государственная табачная монополия, присвоившая активы более 80 болгарских и иностранных предприятий.

Национализация сопровождалось падением заработков, ликвидацией независимых профсоюзов, отменой социальных льгот. При этом именно табачники традиционно являлись наиболее активной и организованной частью рабочего класса Болгарии.

Пловдив являлся крупным центром табачной промышленности, здесь производились известные бренды на предприятиях Томасян, Златен лъв, Родина, Болярка, Изгрев. До 1944 действовали сильные профцентры социал-демократической и анархо-синдикалистской направленности. Унификация профдвижения под эгидой правящей компартии, преследования активистов, жёсткий партийный контроль в сочетании с ухудшением материального положения провоцировали рост недовольства табачников.

Смерть Сталина 5 марта 1953 привела в замешательство коммунистические правительства Восточной Европы, в том числе верхушку БКП. В то же время власти продолжали прежнюю социально-экономическую политику. В начале апреля правительство запланировало увольнения на табачных предприятиях (одной из причин было сокращения производства из-за политически мотивированного прекращения поставок в ФРГ). Среди рабочих зрели протестные настроения. Активисты прежних профсоюзов стали выдвигать ряд требований — восстановить прежние социальные льготы табачников, гарантировать занятость, ввести пятидневную рабочую неделю (в НРБ был один выходной день) и даже обеспечить право на забастовку.

Ход событий

20 апреля — 3 мая. Требования забастовочного комитета

20 апреля 1953 пловдивские табачники направили обращение на имя генерального секретаря ЦК БКП Вылко Червенкова. Они предупредили, что при отсутствии соглашения откажутся уходить с работы и проведут акцию протеста перед офисом ДТМ. Центром движения стал табачный склад «Томасян», переименованный в Иван Караджов. В ночь на 21 апреля был избран забастовочный комитет во главе с Кирилом Джавезовым, анархистом по политической ориентации. В комитет вошли 20 человек, в том числе три священника (двое православных и католический). Видную роль в движении играл ветеран рабочего движения Станьо Вутев, участник подпольной антифашистской борьбы.

Центральные и местные власти расценили происходящее как недопустимое неповиновение. В Пловдиве были усилены милицейские наряды. В ответ 3 мая забастовщики изгнали охрану и забаррикадировались на складе. Помещение было немедленно блокировано милицией.

4 мая. Столкновение и кровопролитие

Утром 4 мая 1953 началось стихийное разрастание протестов (этому в немалой степени способствовали женщины-работницы). Были захвачены склады Стефан Кираджиев и Георги Иванов. Милиция начала стрельбу в воздух, однако отступала под напором толпы. На многотысячном митинге Станьо Вутев призвал идти демонстрацией к зданию ДТМ.

Из Софии в Пловдив прибыла партийно-правительственная делегация: вице-премьер Райко Дамянов, председатель Госплана Георгий Чанков, министр промышленности Антон Югов, министр внутренних дел Георгий Цанков, министр сельского хозяйства Станко Тодоров. Главой делегации был Югов — власти делали ставку на то, что в молодости он работал табачником и в 1940 даже возглавлял забастовку в Пловдиве. Однако реальными рычагами воздействия на обострившуюся ситуацию располагали местные руководители — секретарь пловдивского комитета БКП Иван Прымов и кмет Пловдива Никола Балканджиев.

Контакт делегации с забастовщиками состоялся в центральном районе Пловдива на бульваре Руски. Настроение восставших, численность которых достигала 20 тысяч, менялось по ходу событий. Первоначально относительно лояльные экономические требования переросли в антикоммунистический протест. Выступление Югова, несмотря на его биографию, было встречено крайне негативно, вплоть до бросков камнями. Аналогичной была реакция на появление Тодорова. Милиция вновь начала стрельбу в воздух.

Кровопролитие инициировал партийный секретарь Прымов, отдавший команду «Огонь!» Софийская делегация ретировалась под охраной. Милиция начала стрельбу на поражение. Несколько часов в городе шла стрельба столкновения и аресты. К середине дня силовые структуры восстановили контроль над городом.

Судьбы участников

Забастовщики

Предполагается, что количество убитых составило 9 человек (по другим данным — 3), раненые исчислялись десятками, арестованы и отправлены в «исправительные центры» несколько сотен. Среди погибших значились члены забастовочного комитета Кирил Джавезов, Станьо Вутев, Кера Валева (умерла в результате задержания от избиения либо от удушья; поэтому формально не всегда причисляется к жертвам расстрела), деревенская работница Станка (фамилия неизвестна).

Члены пловдивского забастовочного комитета Димитр Бахаров и Златка Влайчева сумели эмигрировать и в течение девяти лет работали в Афинах на радио болгарского сопротивления «Горянин».

В связи со смертью Станьо Вутева возбуждалось уголовное дело — он считался уважаемым борцом против капитализма и фашизма. Однако убийцы были оправданы как «действовавшие в соответствии с законом». При этом имелся в виду закон, предписывавшие открывать огонь по нарушителям государственной границы, не имевшей отношения к Пловдиву.

К 15 и 12 годам заключения были приговорены Методи Янчулев и Стойчо Мошанов — члены запрещённой Демократической партии, неправомерно обвинённые в «организации беспорядков». Таким образом стихийный рабочий бунт был представлен тщательно организованной акцией «буржуазных элементов».

Партийно-правительственные функционеры

Инициатор расстрела Прымов вскоре получил министерский пост. Балканджиев был награждён орденом. Отмечалось кадровое переплетение пловдивского управления МВД с местным филиалом ДТМ. Таким образом, жёсткая линия получила одобрение правящей верхушки.

Югов и Дамянов получили от руководства выговоры за «слабость и малодушие». Впоследствии, при Тодоре Живкове, поведение Югова 4 мая 1953 в Пловдиве рассматривалось как преступное.

Чанков был выведен из партийно-государственного руководства в 1957, Цанков — в 1962. Первому инкриминировалась «фракционная деятельность», второму — «нарушения социалистической законности». Поведение в Пловдиве при этом учитывалось, но прямо в вину не ставилось.

На положении и карьере Тодорова Пловдивские события практически не отразились.

Историческое значение

Весной 1953 в Болгарии ещё продолжалась антикоммунистическая партизанская борьба. Соединение Горянского движения с рабочим протестом могло перевести движение в новое качество. Однако быстрое и жестокое подавление Пловдивского восстания исключило такое развитие событий.

Власти приняли меры к тому, чтобы исключить в будущем активные протесты. Вскоре последовала некоторая либерализация режима, принявшая структурные формы в период правления Живкова. Были допущены серьёзные социальные послабления на условиях отказа от политической оппозиционности. Этот курс давал эффект до 1980-х.

В то же время Пловдивское восстание имеет важное историческое значение — как первое городское восстание в послевоенной Восточной Европе. События 1953 в Пльзене и в Берлине, Венгерское восстание и польские волнения 1956 продолжали движение, начатое болгарскими табачниками, но имели более масштабные последствия.

Участников преследовали буквально до девятого колена. Главную роль в расстреле и репрессиях играл Иван Прымов, свёкор Меглены Куневой… Значимость этого события — первого после Сталина акта сопротивления режиму в Восточной Европе — огромна. До этого никто в социалистическом лагере не слышал о забастовках. Исторический прецедент был создан!
Христо Марков, бывший депутат Народного собрания

Пловдивские события 1953 года не получили широкой известности. Детальные исследования стали проводиться лишь после падения режима БКП в 1989—1990. В мае 2013 в Пловдиве отмечалась 60-я годовщина первой в послевоенной Европе антикоммунистической забастовки.

Ссылки

• [toross.blog.bg/politika/2010/05/22/plovdiv-mai-1953-pyrvata-stachka-sreshtu-komunizma-v-iztochn.549706 ПЛОВДИВ, МАЙ 1953 - ПЪРВАТА СТАЧКА СРЕЩУ КОМУНИЗМА В ИЗТОЧНА ЕВРОПА]

Отрывок, характеризующий Забастовка и рабочее восстание в Пловдиве (1953)

Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.