Заблоцкий, Тадеуш Лада

Тадеуш Лада (Фаддей) Заблоцкий
польск. Tadeusz Łada Zabłocki
Дата рождения:	27 августа 1811(1811-08-27)
Место рождения:	д. Лугиничи, Витебская губерния, Российская империя
Дата смерти:	1847(1847)
Место смерти:	c. Кульп, Сурмалинский уезд, Эриванская губерния
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	поэт, переводчик, этнограф
Язык произведений:	польский

Тадеуш Лада (Фаддей) Заблоцкий (польск. Tadeusz Łada Zabłocki; 27 августа 1811, д. Лугиничи, Витебская губерния — август 1847, c. Кульп, Эриванская губерния) — польский поэт, этнограф, переводчик.

Биография

Родился в семье польского шляхтича. После окончании Витебской гимназии в 1831 году был зачислен казённокоштным студентом на отделение словесности и литературы Императорского Московского университета. Посещал ряд курсов, среди которых — курс российской словесности профессора Победоносцева (отца К. П. Победоносцева) и занятия по римской словесности А. М. Кубарева. Во время учёбы познакомился и вступил в созданный В. Г. Белинским студенческий дружеский кружок «Литературное общество 11 нумера».

Вместе с Яном Савиничем организовал в среде университетских студентов-поляков тайное «Общество любителей отечественной словесности». Летом 1833 года был арестован за распространение песни, направленной против царя, исключён из университета и отправлен в Витебск. Следствие длилось два года. По вынесенному Фаддею Заблоцкому приговору он был сослан на Кавказ и определён рядовым в батальон сапёров. Участвовал в сражениях с горцами.

С 1839 года большей частью находился в Тифлисе, где встречался с Яковом Полонским, дружил с грузинскими поэтами Н. Бараташвили и М. Б. Туманишвили, дочками Александра Чавчавадзе — Ниной Грибоедовой и Екатериной Дадиани, азербайджанским поэтом и историком Аббас Кули-ханом Бакихановым.

Позднее был освобождён от службы в армии, назначен управляющим Кульпинскими соляными копями на Кавказе.

Умер в августе 1847 года от холеры.

Творчество

Стихи поэта публиковались в польских журналах «Атенеум», «Звезда», «Рубон», «Литературный ежегодник». В 1845 году при поддержке Ю. Крашевского в Петербурге был выпущен сборник «Poezje Tadeusza Łady Zabłockiego». Своим родным местам посвятил поэтические произведения: поэму «Окрестности Витебска», элегии «К Двине», «Давжанское озеро», «Вилия» и другие. По мотивам «Хроники польской, литовской, жомойской и всей Руси» М. Стрыйковского написал балладу «Ляшко».

Работал над сочинениями «Опыты поэтические», «Материалы к истории славянской цивилизации и литературы», «Взгляды на историю грузинской литературы» (все они остались в рукописях).

Кроме того, Фаддей Заблоцкий изучал историю, литературу, этнографию народов Кавказа, им был собран большой материал о грузинских и азербайджанских писателях.

Им переведена на русский язык «История восточной части Закавказского края» Аббаса Кули-хана Бакиханова. Заблоцкий занимался переводами на польский язык произведений западно-европейских авторов. Перевёл на французский язык украинские народные песни («Украинские песни», Париж, 1845).

Литература

• [www.poesis.ru/poeti-poezia/zablotskij/biograph.htm Тадеуш Лада (Фаддей) Заблоцкий]
• Маракоў Л. У. Рэпрэсаваныя літаратары, навукоўцы, работнікі асветы, грамадскія і культурныя дзеячы Беларусі, 1794—1991. Энц. даведнік. У 10 т. Т.2. —Мн:, 2003. ISBN 985-6374-04-9  (белор.)
• Хаўстовіч, М. Душа вярталася на бераг Лучосы. Лёс і творчасць Тадэвуша Лады-Заблоцкага // Роднае слова. — 1994. — № 10. — С. 11. (белор.)
• Kubacki W. Malwy na Kaukazis. Warszawa, 1964. (польск.)

Отрывок, характеризующий Заблоцкий, Тадеуш Лада

Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…