Заблоцкий-Десятовский, Михаил Парфёнович

Михаи́л Парфёнович Забло́цкий-Десято́вский (1816—1858) — русский статистик и метролог. Брат Андрея Парфёновича и Павла Парфёновича Заблоцких-Десятовских.

Биография

Михаил Заблоцкий-Десятовский родился в 1816 году; семья, к которой он принадлежал происходила из старинного малороссийского дворянского рода

По окончании Санкт-Петербургского университета в 1831, помимо служебных обязанностей в Азиатском департаменте министерства иностранных дел, участвовал в издании «Журнала Министерства государственных имуществ», в котором поместил целый ряд статей об известных экономистах и о рабочем вопросе, состоял также сотрудником «Санкт-Петербургских ведомостей» и «Экономического указателя».

Русское географическое общество поручило ему редактирование одного из своих первых изданий — «Сборника статистических сведений о России» (СПб., 1851), в котором Заблоцкому-Десятовскому принадлежат две статьи: «О числе жителей в России по состояниям» и «Сравнительное обозрение внешней торговли России за 25-летие 1824—1848».

Важнейший труд Заблоцкого-Десятовского — «Историческое исследование о ценностях в древней России» (СПб., 1854). Дополнением к нему служит статья «Что такое выражения: рубль, рубль московский, рубль новгородский» (в «Журнале Министерства народного просвещения», 1857, № 7), вызванная работой Д. И. Прозоровского «О древнем русском весе». При переводе цен древнерусского рынка на современную разменную монету Заблоцкий-Десятовский принимал в расчет вес, пробу монеты, ценность серебра и золота в данную эпоху и т. д.

Командированный в 1855 в Московский главный архив, Заблоцкий-Десятовский собрал в нём ценный материал для продолжения своего труда, списывал грамоты и другие исторические документы и, между прочим, обратил внимание на таможенные книги, которые до того совершенно не издавались. Переписав таможенную книгу города Вязьмы 1654, он представил её со своим предисловием в Географическое общество, а также напечатал в «Экономическом указателе» статью об «Описи мещанской московской слободы 1677».

Женат с 26.10.1852 г. (Москва) на дочери кол. сов. Василия Ивановича Грибоедова - Анне. Во время своего нахождения в Москве Заблоцкому-Десятовскому посчастливилось открыть рукописи неизвестных до этого времени сочинений знаменитого князя М. М. Щербатова, сохранившиеся в домашнем архиве его наследников. Извлечения из бумаг Щербатова с заметками Заблоцкого-Десятовского были напечатаны в «Отечественных записках» (1858 № 3 и 1859 № 12), в «Библиографических записках» (1858—1859) и в «Чтениях Общества истории и древностей российской» (1853 кн. 3).

Литература

• Заблоцкий-Десятовский, Михаил Парфенович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Заблоцкий-Десятовский, Михаил Парфёнович

– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»