Забой
Забой (англ. face, нем. Sohle) — поверхность отбитой горной массы (полезных ископаемых или горной породы), которая перемещается в процессе горных работ[1].
Содержание
Забой при подземных горных работах
Очистной забой
Очистной забой — поверхность полезного ископаемого (угольного пласта или рудного тела), откуда производится отделение добываемого полезного ископаемого для дальнейшей транспортировки его на поверхность.
Очистные забои различают по форме[1]:
- прямолинейные;
- уступные;
По расположению в пространстве и направлению подвигания очистные забои бывают[1]:
- -по простиранию;
- -вкрест простирания;
- -по падению;
- -по восстанию;
- -диагонально простиранию.
Подготовительный забой
Подготовительные забои создаются для проходки вскрывающих и/или подготовительных горных выработок[1].
Забой скважины
В буровых работах забоем скважины является её дно.
Забой при открытых горных работах
При разработке месторождений открытым способом забоем является поверхность рабочего уступа. Выбор той или иной поверхности рабочего уступа в качестве забоя зависит от вида выемочного оборудования, применяемого на открытых горных работах[1].
Торцовый забой
Торцовый забой характерен для работы мехлопаты, драглайна, роторного экскаватора[1].
Фронтальный забой
Фронтальный забой характерен для цепных многоковшовых экскаваторов[1].
Верхняя площадка уступа
Верхняя площадка уступа служит забоем при применении рыхлителей, бульдозеров или колёсных скреперов[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Забой"
Примечания
Забой в Викисловаре? |
|
Отрывок, характеризующий Забой
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.