Заболотье (Калинковичский район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревня
Заболотье
белор. Забалоцце
Страна
Белоруссия
Область
Гомельская
Район
Сельсовет
Координаты
Первое упоминание
Население
12 человек (2004)
Часовой пояс
Телефонный код
+375 2345
Показать/скрыть карты

Заболотье (белор. Забалоцце) — деревня в Озаричском поссовете Калинковичского района Гомельской области Беларуси.





География

Расположение

В 51 км на север от Калинкович, 10 км от железнодорожного разъезда Плудим (на линии ЖлобинКалинковичи), 164 км от Гомеля.

Гидрография

На юге мелиоративные каналы.

Транспортная сеть

Транспортные связи по просёлочной, затем автомобильной дороге Калинковичи — Бобруйск. Планировка состоит из короткой меридиональной улицы, на юге небольшой обособленный участок застройки (бывший хутор Остров). Жилые дома деревянные, усадебного типа.

История

Основана в XIX веке. В 1875 году в фольварке начала работу винокурня дворянина К. А. Володько. В 1908 году фольварк в Озаричской волости Бобруйского уезда Минской губернии. Наиболее активное заселение приходится на 1920-е годы. В 1931 году жители вступили в колхоз. Во время Великой Отечественной войны в январе 1944 года оккупанты полностью сожгли деревню и убили 18 жителей. На фронте и в партизанской борьбе погиб 21 житель. В 1944 году к деревне присоединён хутор Остров. Согласно переписи 1959 года в составе совхоза „Озаричи“ (центр — деревня Озаричи)).

Население

Численность

  • 2004 год — 10 хозяйств, 12 жителей.

Динамика

  • 1908 год — 7 жителей.
  • 1940 год — 27 дворов, 110 жителей.
  • 1959 год — 138 жителей (согласно переписи).
  • 2004 год — 10 хозяйств, 12 жителей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Заболотье (Калинковичский район)"

Примечания

Литература

  • Гарады і вёскі Беларусі: Энцыклапедыя. Т.1, кн.1. Гомельская вобласць/С. В. Марцэлеў; Рэдкалегія: Г. П. Пашкоў (галоўны рэдактар) і інш. — Мн.: БелЭн, 2004. 632с.: іл. Тыраж 4000 экз. ISBN 985-11-0303-9 ISBN 985-11-0302-0

Ссылки


Отрывок, характеризующий Заболотье (Калинковичский район)

– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.