Заботин, Николай Иванович
| Заботин Николай Иванович | |
| Псевдоним |
Грант |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения |
село Лучинское, ныне Истринский район, Московская область |
| Дата смерти |
22 октября 1957 (53 года) |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Годы службы |
1921—1945 |
| Звание |
|
Заботин Николай Иванович — военный атташе посольства СССР в Канаде и резидент военной разведки. Служил в РККА с 1921 года. В 1924 году окончил Вторую Московскую артиллерийскую школу. В 1932—1936 годах учился на Специальном факультете Военной академии им. Фрунзе, после окончания которого поступил в распоряжение разведуправления Генштаба Красной Армии. С 1937 по 1940 год служил военным советником в Монголии. С 1940 по 1943 — старший инспектор 2-го отделения 7-го отдела, инспектор пограничной разведки 4-го отдела разведуправления Генштаба. В июле 1943 года был направлен работать военным атташе в Канаду. Однако настоящей задачей, поставленной перед Заботиным, было создание агентурной сети с целью получения информации о совместном англо-канадско-американском атомном проекте.
Как пишет Павел Евдокимов, занимавшийся атомной разведкой «военный атташе в Канаде полковник Николай Заботин („Грант“) был разоблачен местной контрразведкой. Разразился большой скандал. Заботина немедленно отозвали, а советскому правительству пришлось извиниться за „личную инициативу резидента“». Сменил Заботина Ян Черняк[1].
В 1945 году шифровальщик-перебежчик Игорь Гузенко выдал канадцам всю переписку Заботина[2].
Как пишет Павел Евдокимов, в результате работы созданной по указанию Сталина комиссии по разбору предательства Гузенко, виновным признали полковника Заботина. Он, его жена и сын были арестованы и находились в лагерях[1].
После смерти Сталина Заботин получил освобождение и умер после переезда в Карелию[3].
Напишите отзыв о статье "Заботин, Николай Иванович"
Примечания
|
Это заготовка статьи о военном деятеле. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Заботин, Николай Иванович
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
