Забытая мелодия для флейты
| Забытая мелодия для флейты | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение комедийных и музыкальных фильмов |
| Длительность |
134 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Забытая мелодия для флейты» — советский художественный фильм 1987 года режиссёра Эльдара Рязанова по сценарию Эмиля Брагинского. Фильм показывает различие между жизнью советских чиновников и простых людей на закате советской власти, и рассказывает о том, что бывает, когда между представителями этих классов возникает любовь.
Фильм был снят после объявления Гласности, поэтому в нём весьма рельефно раскрываются ещё недавно запретные темы: бюрократизм чиновников, секс, скудный быт простых советских граждан, мистика.
История создания
Рязанов давно планировал снять фильм по пьесе «Аморальная история», которую он написал в соавторстве с Э. Брагинским ещё в 1976 году. Им были даже написаны слова к песне «Мы не пашем, не сеем, не строим», которую впоследствии исполнят в фильме Татьяна и Сергей Никитины. Первый вариант сценария не был принят на киностудии, так как его посчитали слишком острым, но когда в 1986 году был написан второй вариант, начавшаяся Перестройка сделала своё дело, и сценарий был принят. Но когда Эльдар Рязанов уже был готов начинать картину, Леонид Филатов, которого он изначально видел в главной роли, оказался занят в съёмках другого фильма.
Рязанов не стал ждать, пока освободится Филатов, и начал натурные съёмки в Крыму и Казахстане. В ходе съёмок Рязанов перенёс микроинсульт, в результате чего у него перестало слышать одно ухо. К моменту, когда Филатов освободился, Рязанов был серьёзно болен, и ему пришлось начинать снимать картину и при этом одновременно лечиться в стационаре.
В январе 1987 года состоялся известный Пленум ЦК КПСС, положивший начало эпохе Гласности, и последние преграды для создания фильма исчезли. Теперь злободневную тему фильма можно было раскрывать во всей полноте, без необходимости сглаживания «острых углов». На экраны картина вышла в ноябре того же года.
Сюжет
Леонид Семёнович Филимонов, высокопоставленный чиновник из «Главного управления свободного времени», постоянно борется со своим «я». Он старается запретить или избавиться от любого народного творчества, которое можно толковать двояко. Но на совещаниях, когда есть свободная минутка, он представляет себе, как он поднимается и говорит всю правду-матку о своём начальнике с устаревшими взглядами прямо ему в лицо. Но не делает этого, потому что боится потерять работу, а делать-то он больше ничего не умеет.
Однажды у него внезапно прихватило сердце, и он знакомится с медсестрой Лидой из своего управления, в которую влюбляется. Так получилось, что она оказалась единственная, с кем он может быть абсолютно открыт. Жена его, узнав, что он завёл себе любовницу, выгоняет его из дома, и он селится у медсестры.
Вскоре жена, поняв, что осталась одна, просит его вернуться к ней, она согласна всё простить. И чтобы быть более убедительной, она слегка угрожает, что расскажет об их расставании своему отцу, который многие годы помогал Леониду расти по служебной лестнице. В довершение всего его коллеги тоже давят на него и уговаривают расстаться с Лидой, ибо это может повредить карьере — Филимонова прочат на место старого начальника, уходящего на пенсию. В конце концов, карьерные убеждения берут верх над чувствами и он идёт на их уговоры, при этом трусливо сбежав от Лиды, даже не объяснившись с ней.
Оскорблённая Лида уволилась из управления. В первое своё выступление уже на посту начальника Филимонов на минуту впал в грёзы: чувствуя угрызения совести и стыд перед Лидой за свою трусость, он представил, как он высказал подчинённым всё, что думает об этом бессмысленном управлении, явился к Лиде и сказал со слезами раскаяния, что он добровольно отказался от начальственного поста, так как она ему дороже всего. Потом, когда продолжил выступление, у него опять прихватило сердце, а медсестра Лида уволилась и некого было вызвать. Вызвали скорую. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Филимонов просит, чтобы позвали Лиду. Прибывшая бригада реаниматологов начинает реанимировать Леонида, а тот переживает клиническую смерть и его душа уносится в потусторонний мир (примечательна сцена с жуткими коридорами загробного мира, где ждут Высшего Суда разные люди: военные, погибшие в Афганистане, ликвидаторы аварии на ЧАЭС, лётчики, космонавты, репрессированный в сталинскую эпоху православный священник, старики, молодёжь, врачи, милиционеры, спасатели, а также люди, умершие от неизлечимых болезней; душа Филимонова даже замечает в одной из комнат сумрачного коридора Адама и Еву: Ева стоит на медицинских весах, Адам сидит на стуле). Там, в царстве мёртвых, душа Филимонова встречает родителей. Те мягко укоряют его, что он не чтит их память… Как раз в то время, на этом свете, Лида, увидев, что машина скорой помощи мчится в сторону управления, догадалась, что у Филимонова опять плохо с сердцем, вернулась, вбежала в кабинет и стала умолять его не умирать, хотя врачи уже собрались констатировать смерть. Филимонов задышал и зашевелился, врачи кинулись продолжать реанимацию, а Лида опять ушла из управления.
В ролях
- Леонид Филатов — Леонид Семёнович Филимонов
- Татьяна Догилева — Лида
- Ирина Купченко — Елена Филимонова
- Всеволод Санаев — Ярослав Степанович, начальник Филимонова
- Ольга Волкова — Евгения Даниловна Сурова
- Сергей Арцибашев — Алексей Акимович Икшанов
- Александр Ширвиндт — Мясоедов
- Валентин Гафт — Одиноков
- Елена Майорова — Люся, милиционер на вахте в Управлении свободного времени
- Вацлав Дворжецкий — отец Филимонова
- Елена Фадеева — мать Филимонова
- Александр Панкратов-Чёрный — Саша, актёр
- Пётр Меркурьев — дирижёр хора
- Евгений Воскресенский — Кирилл, племянник Суровой
- Нина Агапова — Татьяна Георгиевна, секретарша
- Татьяна Агафонова — хористка
- Татьяна Новицкая — хористка в очках
- Татьяна Гаврилова — актриса (жена Городничего)
- Капитолина Ильенко — Капитолина Ивановна
- Леонид Марягин — Фёдор Демьянович, тесть Филимонова
- Валерий Погорельцев — руководитель народного театра
- Юрий Сучков — актёр (Хлестаков)
- Александр Пятков — чиновник в поезде
- Юрий Ряшенцев — эпизод (человек в поезде с конвертом, сидящий рядом с Мясоедовым)
- Эльдар Рязанов — человек с подзорной трубой
- Александр Самойленко — Саша, напарник Кирилла
- Нина Дворжецкая — хористка
- Евгений Цымбал — эпизод (нет в титрах)
Съёмочная группа
- Авторы сценария:
- Режиссёр: Эльдар Рязанов
- Оператор: Вадим Алисов
- Художник: Александр Борисов
- Художник по костюмам: Наталья Иванова
- Композитор: Андрей Петров
- Песни на стихи:
- Песня чиновников в исполнении Татьяны и Сергея Никитиных
- Дирижёр: Сергей Скрипка
Напишите отзыв о статье "Забытая мелодия для флейты"
Ссылки
- [cinema.mosfilm.ru/films/film/Zabytaya-melodiya-dlya-flejty/zabitaya-melodiya-dlya-fleyti/ «Забытая мелодия для флейты»] на сайте «Мосфильма»
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2201 «Забытая мелодия для флейты»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
- «Забытая мелодия для флейты» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Т.Хлоплянкина. Служебный роман в период перестройки // Литературная газета 18.11.1987.
- А.Плахов. Судьба иронии // Литературная газета 25.11.1987.
Примечания
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Забытая мелодия для флейты
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
