Заваллиш, Вольфганг

Вольфганг Заваллиш нем. Wolfgang Sawallisch
Дата рождения	26 августа 1923(1923-08-26)
Место рождения	Мюнхен, Веймарская республика
Дата смерти	22 февраля 2013(2013-02-22) (89 лет)
Место смерти	Грассау, Германия
Страна	ФРГ→Германия Германия
Профессии	пианист, дирижёр
Инструменты	фортепиано
Жанры	классическая музыка
Коллективы	Венский симфонический оркестр, Баварская государственная опера, Филадельфийский оркестр
Награды

Вольфганг Заваллиш (нем. Wolfgang Sawallisch; 26 августа 1923, Мюнхен — 22 февраля 2013, Грассау) — немецкий дирижёр и пианист.

Учился в Мюнхене, преимущественно частным образом. Начал свою карьеру в оперном театре в Аугсбурге в 1947 году.

С 1953 года начал дирижировать в оркестре Берлинской Филармонии — до него в таком молодом возрасте сделать это никому не довелось. С подобным же блестящим дебютом он выступил в 1957 году в байройтском фестивальном театре, когда он встал за дирижёрский пульт при исполнении вагнеровской оперы «Тристан и Изольда».

С 1960 по 1970 год Вольфганг Заваллиш — главный дирижер Венского Симфонического оркестра. С 1971 по 1992 годы — генеральный директор Баварской государственной Оперы.

С 1993 по 2003 годы Заваллиш находился на посту музыкального директора Филадельфийского оркестра. «Я 22 года возглавлял Мюнхенскую оперу, и это был очень важный период моей музыкальной жизни, но пост руководителя Филадельфийского оркестра — вершина моей карьеры. Ибо это — незаурядный музыкальный инструмент» (botinok.co.il/node/9738).

Заваллиш — почётный член Общества Роберта Шумана, лауреат Премии Роберта Шумана (1994).

Заваллиш — прежде всего, непревзойденный интерпретатор музыки Рихарда Штрауса, Брукнера, и — в последние годы — Роберта Шумана. Уникальна его дискография опер Рихарда Вагнера: он записал (на разных лейблах, со спектаклей или в студии, в аудио- или видеоформате) все без исключения оперы композитора, включая ранние, некоторые — неоднократно. В целом, репертуар дирижёра огромен, и везде он демонстрирует необыкновенную лёгкость — будь то музыка Моцарта или Брамса.

В качестве пианиста он аккомпанировал многим видным певцам, включая Дитриха Фишера-Дискау, Элизабет Шварцкопф и Маргарет Прайс.

Отрывок, характеризующий Заваллиш, Вольфганг

Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.