Зависимые территории Фолклендских островов

Зависимые территории Фолклендских островов
англ. Falkland Islands Dependencies
Коронная колония Британской империи
1843 — 1985 →   →
Гимн Боже, храни короля/королеву!
Столица	Грютвикен
Язык(и)	английский
Денежная единица	фунт Фолклендских островов
Площадь	1 713 466 км² (1917—1962)
Население	720 чел. (1909)
Форма правления	конституционная монархия
Королева
-	Виктория
-	Елизавета II
История
-  1843	основание
- март 1962	выделение БАТ
- апрель 1982	оккупация Аргентиной
- октябрь 1985	ликвидация

К:Появились в 1843 годуК:Исчезли в 1985 году

Не следует путать с британской заморской территорией Фолклендские острова.

Зави́симые террито́рии Фолкле́ндских острово́в (англ. Falkland Islands Dependencies, FIDs) — существовавшая в 1843—1985 годах коронная колония Британской империи. Она объединяла несколько групп субантарктических островов Южной Атлантики и сопредельные территории Антарктиды:

• остров Южная Георгия (включая отдельно расположенные скалы Шаг, Блэк и Клерк),
• Южные Сандвичевы острова,
• Южные Оркнейские острова,
• Южные Шетландские острова,
• континентальный сектор Антарктиды в промежутке от 20° до 80° з. д., состоявший из бо́льшей части Антарктического полуострова (именовавшегося Землёй Грейама), побережья моря Уэдделла до Земли Котса включительно, а также соответствующих внутренних областей континента до Южного полюса.

После выделения в 1962 году Британской антарктической территории в составе колонии оставались лишь острова, находящиеся севернее 60° ю. ш. В 1985 году Зависимые территории Фолклендских островов были преобразованы в заморскую территорию Великобритании Южная Георгия и Южные Сандвичевы Острова.

Основание

Возможно, первооткрывателем субантарктических островов территории следовало бы считать флорентийца Америго Веспуччи (1502 год), однако первым задокументированным оказалось двухнедельное пребывание возле острова Южная Георгия лондонского торговца Антони де ла Роше в апреле 1675 года. Вторично этот остров увидели в 1756 году с проходящего испанского судна «Леон» и дали ему имя «Сан-Педро». Эти первые визиты не привели к каким-либо территориальным притязаниям.

Первым высадившимся на берег стал британец Джеймс Кук, он обследовал и картографировал территорию, дав острову название «Георгия» в честь короля Георга III, также открыв скалы Клерк и архипелаг Южных Сандвичевых островов. Исполняя инструкцию Адмиралтейства, 17 января 1775 года Кук объявил эти земли владением британской короны.

Расширение

История расширения и развития колонии неразрывно связана с добычей тюленей и китобойным промыслом на протяжении XVIII—XX веков. Острова активно использовались как сезонная база охотниками, преимущественно скандинавами и британцами. На острове Южная Георгия сохранилось более 200 могил, самые старые из которых датируются 1820 годом.

В 1843 году статус британской колонии был официально узаконен Патентным письмом, дополнявшимся в 1876, 1892, 1908, 1917 и 1962 годах. Из практических соображений территория административно управлялась губернатором и Законодательным советом расположенных в 1,39 тыс. км к западу Фолклендских островов, однако в политическом и экономическом смысле обладала отдельным статусом.

Колония была включена в Ежегодник министерства по делам колоний с 1887 года. Охота и сохранение поголовья тюленей регулировались здесь административными актами 1881 и 1899 годов. С 1908 года в состав колонии были официально добавлены Южные Сандвичевы, Южные Оркнейские, Южные Шетландские острова и Антарктический полуостров (Земля Грейама), то есть земли, находящиеся к югу от 50-й параллели между 20° и 80° з. д. Столица колонии Грютвикен была основана на Южной Георгии менеджером Аргентинской рыболовецкой компании норвежцем Карлом Антоном Ларсеном. Поселение было построено в ноябре-декабре 1904 года 60 рабочими и получило имя по названию залива Грютвикен («Котельный залив») из-за множества предметов, оставленных промысловиками, в том числе котлов для топки тюленьего жира. В ноябре 1909 года в Грютвикене разместилась учреждённая Патентным письмом 1908 года постоянная местная администрация.

Единственная территория колонии с постоянным населением — сам остров Южная Георгия. В XIX—XX веках здесь проживало около 1 тыс. человек летом (в некоторые годы более 2 тыс.) и примерно 200 зимой. Первая перепись населения была проведена 31 декабря 1909 года. Тогда было зарегистрировано 720 постоянных жителей, включая трёх женщин и одного ребёнка. Из-за прекращения в 1960-х годах промысла морских животных население в дальнейшем сократилось до 20—30 человек. Остальные территории колонии необитаемы, за исключением меняющегося вахтовым методом персонала научно-исследовательских станций. С 1917 года в Патентном письме при обозначении границ этого британского владения стал применяться секторальный принцип. Оно было тогда описано как

«…все острова и территории, находящиеся между 20 градусом з. д. и 50 градусом з. д. южнее 50-й параллели ю. ш., а также все острова и территории между 50 градусом з. д. и 80 градусом з. д., которые расположены южнее 58-й параллели ю. ш.»

Таким образом колония была расширена до Земли Александра I, Земли Котса и Южного полюса, но огибала оконечность Южной Америки — Огненную Землю.

С 1927 года Аргентина официально претендует на Южную Георгию, а с 1938 года и на другие острова Южной Атлантики и на антарктический сектор между 25° and 74° з. д.. В обозначенном промежутке находятся Фолклендские острова и большая часть Зависимых территорий Фолклендских островов.

Раздел

После присоединения Великобритании к Договору об Антарктике, заключённому в 1959 и вступившему в силу в 1961 году, её претензии на все находящиеся южнее 60° ю. ш. территории оказались бессрочно заморожены. Это вызвало практическую необходимость политического и административного разделения колонии надвое. В марте 1962 года постановлением Тайного совета на подпадавших под действие этого международного договора землях была создана отдельная колония — Британская антарктическая территория. При этом земли севернее 60-й параллели (то есть Южная Георгия с близлежащими скалами и Южные Сандвичевы острова) остались в прежнем статусе Зависимых территорий Фолклендских островов.

В 1973 году Великобритания подписала Римский договор и стала частью Европейских сообществ (ЕС). Среди прочего, Зависимые территории Фолклендских островов и Британская антарктическая территория получили статус Особых территорий государств-членов ЕС.

С ноября 1976 года на острове Туле, одном из Южных Сандвичевых островов, была скрытно оборудована аргентинская военно-морская база «Корбетта-Уругвай». С 3 по 25 апреля 1982 года во время Фолклендского конфликта вооружённые силы Аргентины оккупировали часть Южной Георгии, включая Грютвикен, после чего капитулировали. Тогда же британцами был репатриирован в Аргентину и персонал базы о. Туле. До 2001 года на Южной Георгии находился британский военный гарнизон.

В октябре 1985 года Зависимые территории Фолклендских островов были преобразованы в заморскую территорию Великобритании Южная Георгия и Южные Сандвичевы Острова.

Почтовые марки

Важным источником дохода колонии и одним из свидетельств утверждения британского суверенитета являлся выпуск особых почтовых марок. Впервые это произошло в 1944 году, когда была эмитирована серия стандартных марок Фолклендов с красными надпечатками, причём для каждой из территорий по отдельности — для Земли Грейама, о́строва Южная Георгия, Южных Оркнейских и Южных Шетландских островов. С 1946 года почтовые выпуски Falkland Islands Dependencies стали общими, причём до 1954 года там параллельно использовались и марки самих Фолклендов высоких номиналов (от 1 шиллинга).

С 1963 года собственные марки выпускаются для Британской антарктической территории (БАТ). С июля того же года особые почтовые марки эмитируются и для Южной Георгии; с 1986 года  (Скотт #101) последние содержат полное название территории — South Georgia and (the) South Sandwich Is(lands). В 1960-е годы выпуски почтовых марок носили спорадический характер, а с 1970-х годов стали регулярными.

В настоящее время продолжают функционировать четыре британских почтовых отделения: на Южной Георгии, антарктических станциях Ротера (Земля Грейама), Сигни (Южные Оркнейские острова) и Халли (Земля Котса). Реальная почтовая активность на территориях, впрочем, исчерпывается потребностями немногочисленного персонала сезонных и постоянных полярных станций, экспедиций, экипажей морских судов и туристов. Поэтому практически все тиражи местных знаков почтовой оплаты имеют коммерческие цели и продаются филателистам: антарктическая филателия является одной из самых популярных тем коллекционирования.

См. также

• Проблема принадлежности Фолклендских островов
• Проблема принадлежности Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов
• История Южной Георгии и Южных Сандвичевых Островов
• Земля Королевы Елизаветы

Литература

• Hattersley-Smith, G. The History of Place Names in the Falkland Islands Dependencies. — British Antarctic Survey, 1980. — 112 p. — ISBN 978-0856650604 (англ.)
• Headland, R. The Island of South Georgia. — Cambridge University Press, 1992. — 312 p. — ISBN 978-0521424745 (англ.)
• The Dictionary of Falklands Biography (Including South Georgia): From Discovery Up to 1981. — David Tatham, 2008. — 576 p. — ISBN 978-0-9558985-0-1 (англ.)

Ссылки

• [www.britishempire.co.uk/maproom/southgeorgia.htm Falkland Islands Dependencies]. — britishempire.co.uk (англ.)

Портал «Великобритания»   Портал «Южная Америка»   Портал «Антарктика»   Портал «История»

Отрывок, характеризующий Зависимые территории Фолклендских островов

Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.