Завоевание Туниса

Завоевание Туниса Османской империей
Основной конфликт: Османо-габсбургские войны
Османский флот атакует крепость Ла-Голетта
Дата	1574
Место	Тунис
Итог	Вхождение Туниса в состав Османской империи
Противники
Испанская империя Османская империя
Командующие
неизвестно Кылыч Али-паша Синан-паша
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Завоевание Туниса Османской империей (1574 год) — ключевой момент противоборства мусульманской Османской империи и Габсбургской Испании в Северной Африке. Завоевание Туниса привело к доминированию Османской империи в восточном и центральном Магрибе.

Предыстория

Османский флотоводец Хайр-ад-Дин Барбаросса с помощью местных повстанцев захватил Бизерту, Ла-Гулетт и Тунис ещё в 1534 году, и при содействии французской короны во время регулярных вылазок оттуда жёг и грабил города на побережье Италии. Император Священной Римской империи Карл V объявил крестовый поход против турок, и 14 июля 1535 года взял Ла-Гулетт и изгнал турок. 21 июля испанцы ворвались в город Тунис и устроили там резню, в которой погибли около 60 тысяч жителей. Была сожжена мечеть аз-Зейтуна и библиотека аль-Абдалийя. Итогом этой дорогостоящей авантюры стало то, что местный правитель, султан аль-Хасан из династии Хафсидов был вынужден признать Карла V своим сюзереном и выплачивать ему дань в размере 12 тысяч дукатов (около 140 тысяч золотых франков) в год, а на побережье была возведена крепость Голетта, в которой разместился испанский гарнизон. 6 августа 1535 года был подписан навязанный испанцами договор о протекторате. Население Туниса отказалось признавать договор о протекторате и подняло восстание против султана аль-Хасана.

В 1569 году бейлербей Алжира Улудж Али атаковал город Тунис по суше и захватил его и прилегающие районы; тунисский правитель укрылся в Голетте под защитой испанцев. Тунис был объявлен османским эйалетом (провинцией).

После того, как в 1571 году христианский флот наголову разбил османский в битве при Лепанто, в 1573 году Хуан Австрийский вторгся в Тунис и, возложив на свою голову корону этой страны, собирался приняться за реконкисту по образцу той, из которой в своё время родилась Португалия. Противодействие собственного брата, Филиппа II, вынудило его оставить эти планы.

Боевые действия

В ходе битвы при Лепанто Улудж Али, грамотно расположив свои корабли и умело маневрируя, сумел не только удержаться на своём участке, но и захватить флагман Мальтийского Ордена. Когда стало очевидно, что турки проиграли сражение, Улудж Али смог отступить без особых потерь и собрать вокруг себя остатки османского флота (порядка 40 галер). На пути в Стамбул он продолжал собирать разрозненные корабли и к столице прибыл уже с 87 судами. В столице он преподнёс в дар султану штандарт Мальтийского ордена, захваченный на флагмане, за что был награждён титулом «Кылыч» (меч) и должностью адмирала османского флота.

Благодаря энергичным действиям Улудж Али, теперь известному как «Кылыч» Али-паша, турки уже к лету 1572 года получили новый флот, куда более мощный чем тот, что был потерян при Лепанто. В 1573 году, узнав о действиях Хуана Австрийского, Кылыч Али-паша решил отвоевать Тунис.

Перед тем, как отправиться в экспедицию, турки попытались получить помощь испанских мавров, предложив им вступить в союз с восставшими против Филиппа II протестантами Нидерландов. Более того, непосредственно в Нидерланды был направлен доверенный представитель Османской империи с целью предложить союз, направленный на нанесение комбинированного удара по Испании, но из этого ничего не вышло.

В 1574 году Кылыч Али-паша привёл к берегам Туниса флот из более чем 320 кораблей, на которых приплыла 40-тысячная армия под командованием Синан-паши. Вместе с сухопутными войсками из провинций Алжир, Триполи и Тунис эти силы атаковали город Тунис и крепость Голетта. Испанский гарнизон Голетты, насчитывавший 7 тысяч человек, будучи не в силах противостоять столь превосходящим силам, капитулировал 24 августа; 13 сентября был взят г. Тунис, что стало концом династии Хафсидов и испанского господства в этой части Северной Африки.

Итоги и последствия

Турки сместили покорную испанцам Хафсидскую династию. Хуан Австрийский отплыл на помощь испанскому гарнизону из Сицилии, но опоздал вследствие шторма. Под его командованием находился будущий писатель Сервантес, по сведениям которого пленённые в Голетте христиане закончили свою жизнь рабами на турецких галерах.

Потеря Туниса весьма расстроила христианский мир. Римский папа осудил испанцев за их неумелость, и попросил испанского посла в Риме дона Хуана де Суньигу передать его сожаления испанскому монарху. Суньига открыто ругал Королевский совет Испании и «то, как они всем управляют».

Испанский король Филипп II, разрываясь между Северной Африкой и Нидерландами, хотя и не мог смириться с присутствием турок в непосредственной близости от собственного королевства, в качестве первоочередной задачи выбрал подавление протестантского мятежа в Нидерландах. Даже это было сложным и неимоверно дорогостоящим мероприятием, и в 1575 году Испания объявила себя банкротом. В 1580 году между Испанией и Османской империей был заключён мирный договор, после которого Испания сосредоточилась на североевропейских делах, а Османская империя — на войне с Персией.

Источники

• Генри Кеймен «Испания: дорога к империи» — Москва: АСТ, 2007. ISBN 978-5-17-039398-5
• Кэролайн Финкель «История Османской империи: Видение Османа» — Москва: АСТ, 2010. ISBN 978-5-17-043651-4
• Тунисская Республика. Справочник. — Москва: Наука, Восточная литература, 1993, сс. 82-84. ISBN 5-02-017767-9

Отрывок, характеризующий Завоевание Туниса

– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.