Завтрак для чемпионов
| Завтрак для чемпионов, или Прощай, Черный понедельник! | |
| Breakfast of Champions, or Goodbye Blue Monday | |
|
| |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: | |
| Серия: |
Зарубежная проза XX века |
| Издатель: |
АСТ |
| Выпуск: | |
| Страниц: |
224 |
| ISBN: | |
|
[vonnegut.ru/knigi/zavtrak.htm Электронная версия] | |
«Завтрак для чемпионов, или Прощай, Черный понедельник!» — роман Курта Воннегута. Опубликован в 1973 году.
В авторском предисловии Воннегут писал, что эта книга — его подарок самому себе к пятидесятилетию[1].
Содержание
Сюжет
 |
Этот раздел не соответствует рекомендациям оформления статей о произведениях искусства. Он может не содержать полного описания сюжета, включая важные сюжетные ходы и концовку. Вы можете помочь проекту, добавив эти данные. Пожалуйста, пишите текст сами, а не копируйте с других ресурсов.
|
Действие романа-антиутопии происходит в вымышленном городе Мидлэнд-сити, в котором должно пройти вручение литературных премий. Центральный персонаж — сквозной герой романов Курта Воннегута, альтер-эго автора писатель Килгор Траут.
Второй центральный герой — Двейн Гувер, респектабельный владелец фирмы по продаже «понтиаков», постепенно сходящий с ума. Виной тому явилась книга вышеобозначенного Килгора Траута «Теперь все можно рассказать».
Вредные идеи Двейну Гуверу внушил Килгор Траут. Траут считал себя не только безвредным, но и невидимым. Мир так мало обращал на него внимания, что он считал себя уже покойником.Он надеялся, что он покойник.
Но после встречи с Двейном он понял, что способен внушить своему ближнему идеи, которые превратят его в чудовище.
Вот суть самой вредной идеи, которую Траут внушил Двейну Гуверу. Все на свете — роботы, все до единого, за исключением Двейна Гувера.
Из всех живых существ в мире один только Двейн Гувер мог думать, и чувствовать, и волноваться, и размышлять, и так далее. Никто, кроме него, не ведал, что такое боль. Ни у кого не было свободного выбора. Все остальные были полностью автоматизированными машинами и служили для того, чтобы стимулировать Двейна Гувера. Сам Двейн Гувер был новым видом живого существа — подопытным экземпляром, который испытывал Создатель вселенной.
Во всем мире только один Двейн обладал свободной волей.
Траут и не ожидал, что ему кто-нибудь поверит. Он изложил все эти вредные идеи в научно-фантастическом романе — оттуда их и вычитал Двейн Гувер. Траут слыхом не слыхал о Двейне Гувере, когда сочинял этот роман. Роман был предназначен для любого, кто его случайно откроет. Там просто-напросто говорилось первому встречному: «Эй! Знаешь что? Ты — единственное существо со свободной волей! Как тебе это нравится?» И так далее. Это был всего лишь tour de force (здесь: выдумка (франц.)). Это была jeu d’esprit (игра ума (франц.)).
Но Двейну эта идея отравила мозги.
Стилистические особенности
Стиль повествования в романе таков, что кажется, будто автор рассказывает о людях существу с другой планеты, не имеющему представления о самых обычных вещах, таких, как яблоко, американский флаг, оружие или способ размножения людей. Это позволяет видеть всю абсурдность и жестокость человеческих поступков.
Пираты были белые. Люди, жившие на том континенте, куда явились эти пираты, были краснокожие. Когда на этом континенте началось рабовладение, рабами были чернокожие.
Все дело было в цвете кожи.
Вот каким образом пиратам удавалось отбирать все, что им было угодно и у кого угодно: у них были самые лучшие корабли на свете, и они были свирепее всех, и еще у них был порох — так называлась смесь серы, угля и селитры. Они подносили огонь к этому, казалось бы, безобидному порошку, и он бурно превращался в газ. Газ выталкивал снаряды из металлических трубок со страшной силой и чудовищной скоростью. Эти снаряды запросто врезались в живое мясо и кости, так что пираты могли разрушить проводку, или вентиляцию, или канализацию внутри живого существа, даже если оно находилось очень далеко.
Но главным оружием пиратов была их способность ошеломлять людей: поначалу никому и в голову не приходило, что они такие бессердечные и жадные, а потом становилось поздно.
Автор вмешивается в действие и комментирует его, объявляет все изображаемое плодом собственного вымысла, объясняет читателям мотивы того или иного повествовательного хода. В конце он вступает в прямой диалог с собственным персонажем Килгором Траутом[2].
Неотъемлемой частью романа являются многочисленные иллюстрации автора, выполненные черным фломастером в довольно примитивной манере[3].
Экранизация
В 1999 году по роману был снят фильм. Сценарий Курт Воннегут и Алан Рудольф (режиссёр фильма) написали вместе. В роли Двейна Гувера снялся Брюс Уиллис[4].
В одном из эпизодов фильма на стене висит автопортрет Воннегута[5].
Напишите отзыв о статье "Завтрак для чемпионов"
Ссылки
- ↑ [lib.ru/INOFANT/WONNEGUT/vonnegut0_1.txt Рита Райт-Ковалева. Канарейка в шахте, или мой друг Курт Воннегут]
- ↑ [vonnegut.ru/stat/stat_osvob.htm «Освобождение» — статья к 80-летию Курта Воннегута. Марк Амусин, «Звезда», 2002, № 11]
- ↑ [vonnegut.by.ru/stat/stat_smertel_igra.htm Смертельная игра в жизнь по Воннегуту. Сборник «Галапагос», издательство «Азбука», 2000 г.]
- ↑ [www.exler.ru/films/04-10-2000.htm Рецензия на фильм на сайте Алекса Экслера]
- ↑ //www.kinopoisk.ru/level/1/film/9545/
|
Завтрак для чемпионов в Викицитатнике? |
|---|
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Завтрак для чемпионов
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
