Завтра была война (фильм)

Не следует путать с с фильмом «Если завтра война».

Завтра была война
Жанр	кинодрама
Режиссёр	Юрий Кара
Автор сценария	Борис Васильев
В главных ролях	Сергей Никоненко Нина Русланова Вера Алентова Наталья Негода Ирина Чериченко
Оператор	Вадим Семёновых
Кинокомпания	Киностудия им. М. Горького — 3-е ТО
Страна	СССР СССР
Год	1987
IMDb	ID 0094369
Выход фильма «Завтра была война»

К:Фильмы 1987 года

«Завтра была война» — советский фильм по одноимённой повести Бориса Васильева, дипломная работа выпускника ВГИКа Юрия Кары. Драматическая киноповесть о молодом поколении, оказавшемся на пороге взрослой жизни.

Сюжет

1940 год. Жизнь 9"Б" начинается, как обычно. Дети, на пороге взрослой жизни постигают себя, учатся любить и понимать друг друга. В центре повествования находится Искра Полякова — староста класса, дочь принципиального партработника товарища Поляковой. Искра — убежденная комсомолка, воспитанная фанатично преданной партии матерью. Её идеалы нерушимы, а идеи прозрачны и, как ей кажется, правильны. Собравшись на дне рождения одного из одноклассников, Искра слушает стихи Есенина, которые читает её подруга Вика, дочь известного в городе авиаконструктора Леонида Люберецкого. Искре нравится поэзия Есенина, но она считает его чуждым советской культуре «кабацким певцом». Так её учили. Вика даёт однокласснице книгу и объясняет Искре, что Есенин — вовсе не «упаднический» поэт, а чувства — неотъемлемая часть жизни. Проходит несколько дней. Искра знакомится с отцом Вики, начинает глубже понимать некоторые вещи, задаёт вопросы матери и самой себе, пытаясь разобраться в понятиях справедливости, долга и счастья.

Жизнь школы протекает в естественном русле: ребята учатся, влюбляются друг в друга. Даже Искра принимает ухаживания бывшего одноклассника Сашки Стамескина, которого Люберецкий устраивает к себе на завод. Все меняется внезапно. В один из вечеров ребята узнают, что конструктор Люберецкий арестован по подозрению во вредительской деятельности против СССР.

Искра решает поддержать подругу, несмотря на предупреждение матери о грядущих репрессиях. Завуч школы Валентина Андроновна вызывает Люберецкую в кабинет и сообщает, что завтра на школьной линейке та должна будет публично отречься от своего отца и назвать его «врагом народа». Вика отказывается. После этого «Валендра» приглашает в кабинет Полякову и просит её созвать собрание, с позором изгнав Люберецкую из комсомола. Искра сообщает завучу, что никогда не сделает этого и от волнения падает в обморок. Директор школы уносит девочку в медкабинет и хвалит за проявление человечности.

Узнав о подвиге подруги и преданности друзей, Вика Люберецкая приглашает ребят на пикник. За городом она признается в любви своему однокласснику Жоре Ландысу, школьники впервые целуют друг друга. Утром Вика не является на заявленное комсомольское собрание. Когда завуч посылает за ней одноклассницу Зину, та возвращается в полуобморочном состоянии и сообщает классу, что «Вика в морге» . Искру вызывают к следователю и информируют, что Люберецкая покончила с собой, оставив две предсмертные записки, в том числе одну, адресованную персонально Поляковой. Викины одноклассники узнают, что хоронить девочку некому и решают заняться погребением самостоятельно.

Мать Искры просит не читать речей и не устраивать панихиду, называя самоубийство Люберецкой поступком «хлюпика». Однако девушка идет наперекор воле матери и, впечатлившись речью директора школы на кладбище, читает над могилой подруги стихи Есенина. За похоронами дочери Люберецкого следит Сашка Стамескин, но на расстоянии. Он беспокоится о будущей карьере и не решается посетить похороны дочери врага народа открыто. О прочитанных Искрой стихах узнает её мать и учиняет скандал, пытаясь применить силу. Однако Искра сообщает, что если она ещё раз поднимет на неё руку, та уйдет навсегда, даже несмотря на любовь. Похороны Вики не проходят бесследно и для директора школы. Его увольняют.

Проходит ещё один месяц. Шок от смерти Вики Люберецкой понемногу утихает. После праздничной демонстрации в честь 7 Ноября 9"Б" навещает бывшего директора. В его квартире ребята узнают, что героя Гражданской войны исключают из партии.

Время выпускных экзаменов. Школьники пишут сочинение, и в это время становится известно, что Леонид Сергеевич Люберецкий оправдан и отпущен домой. Класс срывается с места и спешит поддержать конструктора в его горе. Ребята находят Люберецкого в квартире, все ещё помнящей обыск НКВД, среди покосившихся рам и разбросанных стульев. «Какой тяжелый год», — говорит отец Вики. В порыве чувств Зина бросается ему на шею и сообщает, что год печальный лишь потому, что он високосный, а следующий, 1941 год, будет очень счастливым. Класс застывает. В кадре появляются марширующие по улицам солдаты Красной армии в сопровождении песни «Священная война». Звучит эпилог.

В ролях

• Сергей Никоненко — Николай Григорьевич Ромахин, директор школы
• Нина Русланова — товарищ Полякова, мать Искры
• Вера Алентова — Валендра (Валентина Андроновна), завуч
• Ирина Чериченко — Искра Полякова
• Наталья Негода — Зина Коваленко
• Юлия Тархова — Вика Люберецкая
• Владимир Заманский — Леонид Сергеевич Люберецкий, отец Вики
• Родион Овчинников — Жора Ландыс
• Геннадий Фролов — Сашка Стамескин
• Владислав Демченко — Пашка Остапчук
• Сергей Столяров — Артём Шефер

Остальные актёры указаны как исполнители эпизодических ролей

• Виктор Аникиев
• Татьяна Кольцова (в титрах — Т. Гилинова)
• Екатерина Воронина — Маша, жена Ромахина (в титрах — Е. Никоненко)
• Владимир Маслаков — представитель райкома комсомола
• А. Гаврилов
• А. Александров
• М. Анисимова
• Екатерина Потапова
• К. Староскольцев
• Валерий Атаман
• Лина Гурина
• Миша Николаев

нет в титрах

• Елена Мольченко — мать Зины

Съёмочная группа

• Автор сценария — Борис Васильев
• Режиссёр — Юрий Кара
• Оператор-постановщик — Вадим Семёновых
• Художник-постановщик — Анатолий Кочуров
• Художники по костюмам: Валентина Олоновская, Инна Пименова
• Звукооператоры: Леонид Вейтков, Игорь Строканов
• Режиссёр: Розалина Головащенко
• Редактор: Татьяна Шифман
• Художники-гримёры: Маргарита Беляева, Ирина Радчук
• Монтажёр: Алла Мякотина
• Операторы: И. Ракутько, Олег Лагодинский, Анатолий Петрига, И. Проскурин
• Художники-декораторы: Олег Тагель, П. Горбачёв
• Цветоустановщик: Н. Иванушкина
• Художник-фотограф: Энвер Шейдаев
• Ассистенты режиссёра: А. Черных, Л. Нюжгирова
• Административная группа: С. Левитов, В. Столика, Е. Весник
• Директор съёмочной группы: Виталий Голубев

Саундтрек

• В фильме использована музыка 30-х годов и сочинения Вивальди.
• В финале фильма звучит популярная довоенная песня «Утомлённое солнце».

Съёмки

• Некоторые эпизоды были сняты в московской школе № 175.
• Сцена похорон Вики Люберецкой снята на Старом Донском кладбище.

• Бюджет фильма составлял всего 50 тысяч рублей. Актёры снимались бесплатно.

Призы

• Фильм удостоен Золотой медали им. А.Довженко «За лучший военно-патриотический фильм», получил главные призы на международных кинофестивалях в Испании, Франции, Германии, Польше.
  • Главный приз «Большой янтарь» Международного кинофестиваля 1987 года в Кошалине (Польша).
  • Специальный приз жюри Международного кинофестиваля 1987 года в Мангейме (Германия).
  • Гран-при «Золотой колос» Международного кинофестиваля 1987 года в Вальядолиде (Испания).
  • Гран-при — «Киновстречи в Дюнкерке-88» (Франция).
• Золотой медали имени Александра Довженко в 1988 году удостоены: режиссёр Юрий Кара, автор сценария Борис Васильев, актёры: Сергей Никоненко, Нина Русланова.
• Приза Киноакадемии «Ника-87» удостоена актриса Нина Русланова за фильмы «Завтра была война», «Знак беды», «Короткие встречи».

Факты

• Фильм посвящён Сергею Герасимову.
• По повести Б. Васильева, написанной в 1972 году и запрещенной цензурой до перестройки, были поставлены также спектакли, телеспектакль и радиопостановка. Характерно, что образы матери Искры и Валендры в них сильно отличаются от фильма. Акценты фильма смещены в отношении первоисточника: основное внимание уделяется сталинским репрессиям, а о судьбе разбитого войной поколения сказано только в эпилоге.
• В Периодической таблице химических элементов, висящей в одном из классов, обозначен элемент франций (Fr), открытый в 1939 году и получивший своё название лишь в 1946 году.

Ссылки

• [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2210 «Завтра была война»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Завтра была война (фильм)

Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!