Завтра не умрёт никогда

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Завтра не умрет никогда»)
Перейти к: навигация, поиск
Завтра не умрёт никогда
Tomorrow Never Dies
Жанр

боевик
приключенческий фильм
триллер

Режиссёр

Роджер Споттисвуд

Продюсер

Барбара Брокколи
Майкл Г. Уилсон

Автор
сценария

Ян Флеминг (персонажи)
Брюс Ферштайн

В главных
ролях

Пирс Броснан
Джонатан Прайс
Мишель Йео
Тери Хэтчер
Джуди Денч

Оператор

Роберт Элсвит

Композитор

Дэвид Арнольд
Шерил Кроу
Митчелл Фрум

Кинокомпания

United Artists

Длительность

120 минут

Бюджет

110 млн $

Сборы

371 млн $

Страна

Великобритания Великобритания
США США

Год

1997

Предыдущий фильм

Золотой глаз

Следующий фильм

И целого мира мало

IMDb

ID 0120347

К:Фильмы 1997 года

«Завтра не умрёт никогда» (англ. Tomorrow Never Dies) — восемнадцатый фильм из серии фильмов про вымышленного агента 007 британской разведки Джеймса Бонда, героя романов Яна Флеминга и посвящённый памяти продюсера 16 фильмов о Джеймсе Бонде Альберта Брокколи.





Сюжет

В прологе фильма Английский флот и Российские ВС проводят совместную операцию по уничтожению террористов где-то близ границы России. С помощью камер видеонаблюдения они видят различную военную технику,а также американского компьютерного гения Генри Гупту, который держит украденное у ЦРУ , шифровальное устройство. После этого они решают одной ракетой уничтожить террористов, но в последний момент замечают, что там находится Советский самолет с ядерными боеголовками, последствия взрыва которых будут мощнее чем в ЧАЭС. Ракету уже нельзя уничтожить, так как она вне зоны досягаемости. Агент 007, Джеймс Бонд, находящийся на границе расстреливает большую часть террористов, военную технику и с трудом успевает угнать самолет.

Далее действие разворачивается в Южнокитайском море, где курсирует боевой корабль Её Величества "Девоншир". На корабль нападают два Китайских МиГа и требуют покинуть воды Китая, в противном случае они откроют огонь. Экипаж уверен в том, что находятся в нейтральных водах, и капитан сообщает, что нанесут ответный удар. На самом деле корабль был сбит с курса Генри Гуптой с помощью того самого устройства. Недалеко от места событий курсировал "Корабль-призрак", принадлежащий медиамагнату Эллиоту Карверу и невидимый на любых радарах. Оттуда подручный Карвера, Стампер, запускает сверлящую торпеду, и она насквозь просверливает английский корабль, а после уничтожают один из МиГов. Экипаж сообщает в Адмиралтейство, что их ликвидировали китайские МиГи, и покидают корабль. Они оказываются в воде в спасательных жилетах, где их с корабля расстреливает Стампер пулями Китайского производства. На затонувший корабль проникают ныряльщики и похищают оттуда ядерную ракету.

В Лондоне все поражены и не понимают, зачем китайцам война с Англией. Однако М и Бонд подозревают, что это провокация со стороны Карвера, так как новость о гибели британских моряков была напечатана в газете Карвера "Завтра" еще до официальной огласки правительства. Адмирал Роубак вводит флот, а М отправляет Бонда в Гамбург выяснить, причастен ли магнат к гибели корабля, а также постараться расспросить все об этом жену Карвера, Пэрис, которая в прошлом была любовницей Бонда. Манипенни дает Бонду пригласительный билет на открытие спутникового телевидения Карвера. Q снаряжает агента новой машиной, BMW 750, и универсальным мобильным телефоном, куда встроен пульт управления автомобилем.

В центр Карвера Бонд прибывает в качестве банкира. Туда же прибывает Вей Лин - агент китайской разведки в качестве журналиста. Во время вечера Бонд находит Пэрис и разговаривает с ней. Их замечает Карвер и приказывает охране разобраться с "Банкиром". Во время выступления Карвера в прямом эфире охранники бьют Бонда в комнате со звукопоглощающими стенами, чтобы никто не слышал его криков. Однако Бонд вырубает всех охранников и прерывает прямую трансляцию.

Карвер понимает, что срыв его выступления - дело рук Бонда, и он просит Пэрис узнать, какие у него цели. Пэрис приходит в гостиничный номер Джеймса, рассказывает о том, что скучала и искала какие-либо вести о нем. У обоих вскипают прежние чувства, они занимаются любовью. Пэрис рассказывает также о секретной лаборатории его мужа. Бонд предлагает ей вывести её из страны, но она отказывается.

А тем временем Гупта сообщает Карверу о том, что Бонд - британский разведчик, и что, более того, об этом знает Пэрис. Эллиот Карвер приказывает убить свою жену. Бонд же проникает в лабораторию Карвера и находит шифровальное устройство Гупты. Там же он встречает Вэй Лин. В лаборатории поднимается тревога. Бонд еле уходит от охраны и едет к себе в номер, где его ждет засада. В номере Бонд обнаруживает убитую Пэрис, которую застрелил доктор Кауфман - профессиональный стрелок. Теперь он намеревается убить Бонда, однако тот с помощью своего мобильного телефона убивает стрелка. За ним начинается погоня, и Бонд смог спастись при помощи пульта управления машиной.

Во Вьетнаме Джеймс встречается с резидентом ЦРУ Джеком Уэйдом и возвращает им шифровальный прибор. Они узнают, что английский корабль был сбит с курса. С помощью Уэйда Бонд с аквалангом погружается в Южнокитайское море и проникает на корабль. Там он встречает Вэй Лин. Оба они обнаруживают пропажу ракеты и всплывают на поверхность, где их засекает Стампер. Оба агента попадают в центр Карвера во Вьетнаме, где Вэй Лин замечает китайского генерала Ченга. Карвер уже настрочил на обоих агентов некролог и приказывает Стамперу убить их. Однако Бонд и Вэй Лин удирают. На Вэй Лин нападают неизвестные китайцы в её штаб-квартире. Она практически всех их нейтрализует, последний оставшийся пытается убить её, но его вырубает Бонд. Эти нападающие - люди генерала Ченга, который явно желает смерти Вэй Лин. Бонд и Лин узнают о корабле-призраке Карвера, который невидим на всех радарах.

На лодке Вэй Лин они засекают его в море и проникают туда. Но там их обнаруживают по видеонаблюдению. Стампер похищает Вэй Лин и пытается убить Бонда, однако тот инсценировал свою смерть. Карвер рассказывает Вэй Лин о своем злодейском плане: спровоцировать войну между Китаем и Великобританией, уничтожив Пекин украденной ракетой, посадить на место лидера генерала Ченга и получить право вещания в Китае на целых 100 лет, хотя правительства Китая и Великобритании прекрасно понимают, что они стали жертвой провокации злодея-магната. Тем временем Бонд закладывает в корабле бомбу, берёт в заложники Гупту и требует обмена. Во время разговора с Карвером один из его людей пытается убить Бонда, но тот успевает его увидеть и застрелить. Карвер же в свою очередь убивает Гупту, а Бонд взрывает заложенную бомбу, сделав корабль-призрак видимым. Завязывается бой. Вэй Лин проникает в машинное отделение и, отстреливаясь от охраны, останавливает корабль, чтобы моряки могли спокойно его расстрелять. Карвер берёт Бонда на прицел и говорит о том, что усилия британского флота тщетны, они лишь уничтожат улики, а Пекин, так или иначе, будет уничтожен. Бонд запускает торпеду, потопившую английский корабль, и насквозь просверливает подлеца-Карвера. Теперь его задача обезвредить ракету, но его пытается остановить Стампер, взяв в заложники Вэй Лин. Та кидает ему детонаторы, которые помогут уничтожить ракету. Стампер отпускает связанную цепью Вэй Лин тонуть в воде и между ним и Бондом завязывается драка. Бонд прижимает Стампера ракетой, а тот насколько может не дает ему уйти, чтобы погибнуть вместе. Всё-таки Бонд спасается и выручает Вэй Лин, а Стампер погибает от взрыва ракеты. На обломках уничтоженного корабля-призрака Бонд и Вэй Лин занимаются любовью. Их обнаруживает Британский флот.

Название

Заголовок фильма «Tomorrow Never Dies» возник из череды одобренных ошибок:

  • Английская поговорка «tomorrow never comes» (ср. с русской «завтра будет завтра») в устах Ринго Старра превратилось в «tomorrow never knows» (бессмыслица «завтра никогда не знает») и стала названием песни.
  • Из названия популярной песни предполагался каламбур «Tomorrow never lies» («Завтра не врет никогда»), подразумевающий также название газеты Карвера «Завтра»[1].
  • Случайная опечатка (dies, а не lies) очень понравилась авторам фильма, и её сохранили в финальном варианте[1].

В ролях

Награды

  • 1998 год — Номинация на премию «Золотой Глобус» за лучшую песню — «Tomorrow Never Dies»
  • 1998 год — Премия «Golden Screen» за лучший фильм
  • 1998 год — Номинация на премию канала «MTV» за лучшую драку (Мишель Йео)
  • 1998 год — Номинация на премию канала «MTV» за лучшую экшн-сцену
  • 1998 год — Номинация на премию «European Film Awards» лучшему актёру (Пирс Броснан)
  • 1998 год — Премия «Сатурн» лучшему актёру (Пирс Броснан)
  • 1998 год — Номинация на премию «Сатурн» лучшей актрисе (Тэри Хэтчер)
  • 1998 год — Номинация на премию «Сатурн» лучшему композитору (Дэвид Арнольд)
  • 1998 год — Номинация на премию «Сатурн» за лучший фильм
  • 1998 год — Премия «BMI Film Music Award» лучшему композитору (Дэвид Арнольд)
  • 1998 год — Премия «Bogey Awards» (Германия) за лучший фильм
  • 1998 год — Премия «Monitor» за лучшие визуальные эффекты
  • 1998 год — Премия «Golden Reel Award» за лучший монтаж звука
  • 1998 год — Номинация на премию «Golden Satellite Award» за лучшую песню — «Tomorrow Never Dies»
  • 1999 год — Номинация на премию «Grammy» за лучшую песню — «Tomorrow Never Dies»

Напишите отзыв о статье "Завтра не умрёт никогда"

Примечания

  1. 1 2 [web.archive.org/web/20061115091611/www.ianfleming.org/mt_content/000180.html Yesterday’s 'Tomorrow', интервью с режиссёром (англ.)], сохранено на сайте web.archive.org

Книга по фильму

В 1997 году Раймонд Бенсон написал одноимённый кинороман Завтра не умрёт никогда.

Ссылки

Предшественник:
«Золотой глаз»
Фильмы Бондианы
Преемник:
«И целого мира мало»

Отрывок, характеризующий Завтра не умрёт никогда

Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.