Завтра — это навсегда
| Завтра — это навсегда | |
| Mañana es para siempre | |
| Жанр | |
|---|---|
| Создатель | |
| В ролях |
Лусеро |
| Композитор | |
| Страна | |
| Количество серий |
160 |
| Производство | |
| Продюсер | |
| Режиссёр | |
| Сценарист | |
| Хронометраж |
45 мин. |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах |
с 20 октября 2008 |
|
[www2.esmas.com/entretenimiento/telenovelas/manana-es-para-siempre/ www2.esmas.com] | |
Завтра и навсегда (исп. Mañana es para siempre) — популярная мексиканская теленовелла производства телекомпании Телевиса (Мексика), впервые транслируемая по Каналу Звезд (исп. Canal de las estrellas) с 20 октября 2008 года по 14 июня 2009 года. Завтра и навсегда представляет собой мексиканский римейк теленовеллы колумбийского производства «Чистая кровь» (исп. Pura sangre). Продюсер Никандро Диас Гонсалес. Примечательно что 3-х часовой финал теленовеллы, показанный в США 5 октября 2009 года, стал самой популярной передачей в США 2009 года, собрав 12-миллионную аудиторию и побив по просматриваемости рейтинги англоязычных передач.
Описание
Основные протагонисты: Фернанда (Сильвия Наварро) и её возлюбленный Эдуардо (Фернандо Колунга). Им противостояли антагонисты: Артемио Браво и его исполнительница Барбара Греко (Ребека Санчес) по прозвищу «Гиена», роль которой исполнила Лусеро. Свою роль Лусеро исполнила столь удачно, что её слова в буквальном смысле были разобраны на цитаты:[1]
|
Las reglas se hicieron para romperlas | 
|
Содержание
Фернанда (Сильвия Наварро) - младшая дочь Гонсало Элисальде (Рохелио Герра), владельца большого поместья и компании-производителя молочных продуктов. Эдуардо(Фернандо Колунга) - сын экономки Соледад (Мария Рохо). Двое детей растут вместе, несмотря на классовые неравенства. Их объединяет чистая непорочная любовь.
Гонсало живёт полной, счастливой жизнью со своей женой Монсеррат (Эрика Буэнфиль) и их пятью детьми, не подозревая об опасности, которая приближается к ним. Артемио Браво (Рохелио Герра) ненавидит Гонсало всей душой и его единственная цель в жизни – это медленно и болезненно разрушить семью Элисальде.
Одной из пешек в его извращенной игре становится Ребекка Санчес (Лусеро), беспринципная молодая женщина, которая уверенно занимает место в компании Гонсало под вымышленным именем Барбара Греко (Лусеро). Её деловая хватка и острый ум привлекают внимание Гонсало, и он назначает её своей личной помощницей. Мало-помалу хитроумная Барбара завоевывает полное доверие Гонсало.
Фернанда и Эдуардо становятся первой мишенью Барбары. Застав детей во время невинного поцелуя, она убеждает Монсеррат, что мальчик опасен для её дорогой дочери и должен быть отправлен в школу-интернат. Соледад перехватывает переписку детей, приняв нелегкое для себя решение прекратить все контакты между ними. В конечном счете, Ферананда понимает, что Эдуардо забыл её.
Следующим ходом в гамбите Артемио является коронация Барбары в качестве королевы Гонсало, а это означает, что Монсеррат должна умереть. Барбара душит её подушкой и обвиняет старшую дочь Гонсало Лилиану (Доминика Палета) в убийстве. Отказываясь поверить в невиновность Лилианы, отчаявшегося подростка запирают в психиатрической лечебнице. Позже, Гонсало женится на Барбаре и назначает её одним из членов правления директоров в своей компании.
Соледад единственная, кто осознает злостную натуру Барбары, но она вынуждена держать язык за зубами. В течение многих лет она живёт в молчаливом страхе, скучая по своему сыну Эдуардо и боясь, что однажды Барбара выполнит свою угрозу и убьет мальчика. Проходит время, Эдуардо возвращается после получения степени магистра за границей, только для того, чтобы встретить свою мать тяжело больной.
Барбара привлекает нового сообщника, Дамиана (Серхио Сендель), который влюбляет в себя Фернанду и женится на ней. Взяв имя Франко Санторо, Эдуардо начинает работу с компанией Гонсало, намереваясь разоблачить всех людей, повинных в его страданиях и заставить их заплатить. Фернанда испытывает сильное и необъяснимое влечение к незнакомцу, и вскоре любовь, которая в действительности никогда не умирала, возрождается.
Перед смертью, Соледад отдает Лилиане маленькую шкатулку, в которой она хранила тайну своих несчастий, в надежде, что однажды Лилиана освободится от печальной несправедливости, которая разрушила её жизнь. Немного позже, с помощью Эдуардо, Лилиана сдает Барбару полиции.
Барбара избавляется от Артемио, но в процессе раскрывается его большой секрет: он сводный брат Гонсало и он стремится к полному уничтожению брата.
Чёрное облако, которое нависло над семьей Элисальде, наконец-то рассеялось, и ничто не стоит на пути счастья Эдуардо и Фернанды, поскольку они знают, что сила, победившая все – это их взаимная истинная любовь.
Сегодня может быть невозможно, но… Завтра – это навсегда.[2]
Напишите отзыв о статье "Завтра — это навсегда"
Примечания
Отрывок, характеризующий Завтра — это навсегда
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
