Завьялова, Ольга Исааковна
Поделись знанием:
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
| Ольга Исааковна Завьялова | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Альма-матер: | |
О́льга Исаа́ковна Завья́лова (род. 1947) — российский лингвист-китаевед.
Биография
Выпускница ЛГУ, с 1966 по 1971 год училась на кафедре китайской филологии восточного факультета. С 1971 года — аспирантка, в 1974—1981 и с 1987 года по настоящее время работает в Институте Дальнего Востока АН СССР/РАН. Кандидат филологических наук (1975), доктор филологических наук (1992). В 1970-х годах участвовала в этнолингвистических экспедициях в Киргизии и Казахстане, изучала обычаи и диалекты советских дунган. С 1981 по 1986 год находилась в Японии вместе с мужем, журналистом Ю. В. Тавровским, принимала там участие в работе лингвистических проектов. По возвращении написала первую в России «женскую» книгу о жизни в этой стране («Токио и токийцы: будни, выходные, праздники». М., 1990). На протяжении последних десятилетий несколько раз ездила в Китай, общалась с китайскими коллегами, путешествовала в разных районах страны.
Научные достижения
Ученица и последовательница С. Е. Яхонтова, О. И. Завьялова посвятила свои работы различным областям китайского языкознания — фонетике, диалектологии, социолингвистике, истории китайского языка.
Основанная на докторской диссертации монография О. И. Завьяловой «Диалекты китайского языка» (1996) — первое в России обобщающее исследование по китайской диалектологии, в основе которого лежат обширные материалы, опубликованные на протяжении ХХ в. прежде всего (но не только) в континентальном Китае и на Тайване. Подготовленные в диссертации карты, охватившие более тысячи пунктов, позволили автору обнаружить ранее неизвестную диалектную границу вдоль хребта Циньлин и реки Хуайхэ. Эта граница признана сейчас китайскими учеными важнейшим лингвистическим рубежом страны, наличие и значение которого подтверждается новыми данными, собранными в последние годы. Одновременно О. И. Завьялова исследовала сегментные и суперсегментные морфонологические явления в китайских диалектах, в частности впервые установила связь между так называемыми «разделившимися словами» 分音词 фэньиньцы современных диалектов Цзинь и древнекитайскими консонантными сочетаниями с *r (*l), открытыми в 1960-х годах С. Е. Яхонтовым.
Особое направление исследований О. И. Завьяловой — дунганский язык и шире — язык и письменные традиции китаеязычных мусульман хуэйцзу. В своей кандидатской диссертации («Диалекты Ганьсу», 1975) она определила исходное местоположение диалектов, на которых говорят дунгане, переселившиеся в Российскую империю во второй половине XIX века, на карте Китая. Тогда же О. И. Завьяловой было экспериментально доказано наличие в ганьсуйском диалекте дунганского языка четырёх тонов, два из которых, соответствующие первому и второму тонам пекинского диалекта и путунхуа, противопоставлены в неконечной позиции в фонетическом слове (ранее считалось, что в ганьсуйском диалекте наличествует только три тона).
В 2010 году вышла в свет книга О. И. Завьяловой «Большой мир китайского языка», адресованная широкому кругу читателей. Она содержит анализ современной языковой политики в разных частях большого китайского мира и за его пределами, сведения по истории китайского языка и письменности, разделы о традиционном китайском языкознании, словарях, алфавитах, контактах китайского языка с другими языками в прошлом и настоящем. В отдельной главе идет речь о китайских диалектах — их классификации и географическом распространении, отраженном в новейших атласах, изданных в КНР.
Избранная библиография
- Тоны в дунганском языке // Народы Азии и Африки. 1973. № 3. С. 109—119.
- Zavjalova, Olga I., «Some Phonological Aspects of the Dungan Dialects», Computational Analyses of Asian and African Languages, 9, Tokyo, 1978, 1-24.
- Диалекты Ганьсу. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1979. 119 с.
- Некоторые вопросы лингвогеографического изучения фонетики гуаньхуа (северных диалектов китайского языка) // Вопросы языкознания. 1982. № 3. С. 92-103.
- Zavjalova, Olga I., «A Linguistic boundary within the guanhua area», Computational Analyses of Asian and African Languages, 21, Tokyo, 1983, 149—163.
- Диалекты и национальный язык в Китае. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1985. В соавторстве с Е. Б. Астрахан и М. В. Софроновым. 368 с.
- О суперсегментных морфонологических процессах в китайских диалектах // Вопросы языкознания. 1990. № 3. С. 104—113.
- Токио и токийцы: будни, выходные, праздники. (Серия «Рассказы о странах Востока»). М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. 150 стр. ISBN 5-02-016724-X.
- Сравнительная фонология и морфология диалектов китайского языка. Автореф. дисс. … д.филол.н. Л.: ЛГУ. 1991.
- Сино-мусульманские тексты: графика — фонология — морфонология // Вопросы языкознания. 1992. № 6. С. 113—122.
- Диалекты китайского языка. М.: Научная книга, 1996. 207 с. ISBN 5-7671-0020-9.
- Zavyalova, O.I., «Sino-Islamic language contacts along the Great Silk Road: Chinese texts written in Arabic Script», Chinese Studies (漢學研究), 1, Taipei, 1999, 285—303.
- Китаеязычный ареал Азии в эпоху информационных технологий // Проблемы Дальнего Востока. 2005. № 1. C. 157—167.
- Китайские диалекты и современное языкознание в КНР // Вопросы языкознания. 2009. № 6. С. 102—108.
- Большой мир китайского языка. М.: Восточная литература, 2010. ISBN 978-5-02-036434-9. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/4746665].
- Итоги и перспективы столетних языковых реформ в Китае // Вековой путь Китая к прогрессу и модернизации. (К столетию Синьхайской революции. Доклады международной научной конференции «Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы». Москва. 19-21 октября 2011 г.). Москва: ИДВ РАН, 2012. С. 314—331. ISBN 978-5-8381-0219-5.[www.ifes-ras.ru/images/abook_file/XIX-Konf_Ostrov.pdf].
- Путунхуа и диалекты: новые реалии китайского мира // Проблемы Дальнего Востока. 2012. № 6. С. 130—138. Английский перевод: Zavyalova, Olga, «Standard Mandarin and Dialects: New Realities of the Chinese-speaking World», Far Eastern Affairs. A Russian Journal on China, Japan and Asia-Pacific Region, 41-1, 2013, 140—150. [elibrary.ru/item.asp?id=18203933].
- 奥尔加•扎维雅洛娃. 俄罗斯语言学传统和汉语地理语言学 Элосы юйяньсюэ чуаньтун хэ ханьюй дили юйяньсюэ (Традиции российского языкознания и лингвистическая география Китая) // 汉语方言的地理语言学研究 Ханьюй фанъянь дэ дили юйяньсюэ яньцзю (Исследования по лингвистической географии китайских диалектов). Пекин: 商务印书馆Шанъу иньшугуань, 2013. С. 78-83.
- Большой мир китайского языка. 2-е изд. М.: Восточная книга, 2014. 320 с. ISBN 978-5-7873-0790-0.
- Официальные и неофициальные составляющие языковой ситуации в КНР // Китай на пути к возрождению. К 80-летию академика М. Л. Титаренко. М.: ИД «Форум», 2014. С. 207—215. ISBN 978-5-8199-0594-4.[www.ifes-ras.ru/online-library/book/5-monograph/74-book-2014-titarenko_m_l-80yo].
- Языковая политика // Китайская Народная Республика: политика, экономика, культура. К 65-летию КНР. М.: ИД «ФОРУМ», 2014. С. 360—365. ISBN 978-5-8199-0611-8. [www.ifes-ras.ru/online-library/book/17-knr/160-knr_2009].
- Лингвистические новации и внешняя политика КНР // Проблемы Дальнего Востока. 2015. № 6. С. 116—119.
- [elibrary.ru/item.asp?id=25520048 Великий шелковый путь и персидская составляющая в языке современного китайского ислама] // Человек и культура Востока 2014. Исследования и переводы. Москва: ИДВ РАН, 2015. С. 96-108.
- [www.ng.ru/nauka/2009-01-28/11_china.html Китайское лингвистическое чудо] // Независимая газета. 28.01.2009.
- [www.ng.ru/courier/2012-02-20/10_china.htmlПутешествие к древним иероглифам] // Независимая газета. 20.02.2012.
- [www.ng.ru/dipkurer/2013-04-15/9_putunhua.html На путунхуа заговорили во всем мире. Миллионы словарей помогают возрождению нации] // Независимая газета. 15.04.2013.
- [www.ng.ru/ideas/2015-06-26/5_china.html Лингвистическая стратегия Китая] // Независимая газета. 26.06.2015.
Напишите отзыв о статье "Завьялова, Ольга Исааковна"
Литература
- Милибанд С. Д. Востоковеды России, XX — начало XXI века: биобиблиографический словарь в 2-х книгах. Кн 1: А-М. М.: Восточная литература, 2008. ISBN 978-5-02-036364-9.
Ссылки
- www.alumni-spbu.ru/man.asp?UID=14330
- www.ifes-ras.ru/online-library/author/118
- politics.ntu.edu.tw/RAEC/act02.php
- www.ng.ru/courier/2010-11-15/10_hanu.html?mpril
Отрывок, характеризующий Завьялова, Ольга Исааковна
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
