Загорский, Василий Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Петрович Загорский
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империя

Дата рождения

1846(1846)

Дата смерти

1912(1912)

Место смерти

Москва

Работы и достижения
Работал в городах

Москва

Архитектурный стиль

эклектика, псевдорусский стиль

Важнейшие постройки

Московская консерватория

Реставрация памятников

Потешный дворец, Большой Кремлёвский дворец и др.

Васи́лий Петро́вич Заго́рский (1846— сентябрь 1912, Москва) — русский архитектор и реставратор, академик архитектуры. Автор здания Московской консерватории и других гражданских и церковных зданий в Москве[1][2].





Биография

С 1864 года учился в Императорской Академии художеств. В 1871 году получил звание классного художника архитектуры 2-й степени за программу «Проект православной церкви», в 1877 году — звание классного художника архитектуры 1-й степени за программу «Вокзал в парке близ столицы». С начала 1880-х годов — помощник архитектора, затем архитектор Московского дворцового ведомства (с 1903 года — дворцового управления); заведовал наблюдением и руководил постройкой и перестройкой всех московских зданий, принадлежавших императорскому двору. Восстанавливал Большой Кремлёвский дворец, Малый Николаевский дворец, Потешный дворец и другие здания Московского Кремля. В 1881 году за «Проект богадельни на 60 женщин и 30 мужчин» был удостоен ИАХ звания академика архитектуры. В 1883-м и в 1896-м годах руководил подготовкой Кремля к коронационным торжествам. Являлся одним из авторов памятника Александру II в Кремле и осуществлял надзор за его сооружением. Помимо службы занимался и выполнением частных заказов. В 1910 году был уволен по болезни[3][1][2].

Важнейшей своей работой считал постройку здания Московской консерватории на Большой Никитской улице (открыта в 1901 году), проект которой выполнил безвозмездно. По завершении постройки здания подал в дирекцию Московского отделения Русского музыкального общества прошение, в котором предложил «сохранить за собой пожизненно и безвозмездно должность архитектора при здании консерватории». В том же году прошение Загорского было удовлетворено[3][1][2].

Жил в Москве в собственном доме в Балакиревском переулке, 41[3].

Постройки

Напишите отзыв о статье "Загорский, Василий Петрович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Зодчие Москвы, 1998, с. 105.
  2. 1 2 3 Федосюк Ю. [www.mosconsv.ru/ru/book.aspx?id=127805&page=127810 «Улица Герцена, 13»]. Московская консерватория им. П. И. Чайковского. Проверено 8 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G2JuY32T Архивировано из первоисточника 21 апреля 2013].
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Московская энциклопедия, 2001, с. 596.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%E7%E0%E3%EE%F0%F1%EA%E8%E9&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Городской реестр недвижимого культурного наследия города Москвы]. Официальный сайт Комитета по культурному наследию города Москвы. Проверено 8 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G2JvJW6N Архивировано из первоисточника 21 апреля 2013].
  5. Художественный сборник работ русских архитекторов и инженеров. — М., 1891.
  6. [www.temples.ru/card.php?debug_arch&ID=2361 Церковь Александра Невского при приюте для неизлечимо больных и калек им. Александра II]. Храмы России. Проверено 8 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G2Jvwuwa Архивировано из первоисточника 21 апреля 2013].

Литература

  • Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Издательский центр «Москвоведение», 2007. — Т. I, Книга 1. — С. 596. — 639 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-01-2.
  • Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 105. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.

Ссылки

  • [www.biografija.ru/biography/zagorskij-vasilij-petrovich.htm Загорский Василий Петрович]. biografija.ru. Проверено 8 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G2JxHu6o Архивировано из первоисточника 21 апреля 2013].
  • [www.kreml.ru/ru/history/ReferenceData/architect/ Зодчие Кремля]. Музеи Московского Кремля. Проверено 8 апреля 2013.
  • Федосюк Ю. [www.mosconsv.ru/ru/book.aspx?id=127805&page=127810 «Улица Герцена, 13»]. Московская консерватория им. П. И. Чайковского. Проверено 8 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G2JuY32T Архивировано из первоисточника 21 апреля 2013].

Отрывок, характеризующий Загорский, Василий Петрович

Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.