Загорянский-Кисель, Сергей Фаддеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Фаддеевич Загорянский-Кисель
Дата рождения

7 декабря 1816(1816-12-07)

Дата смерти

20 января 1885(1885-01-20) (68 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

флот

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 вице-адмирал

Командовал

пароход «Сулим»
шхуна «Дротик»
бриг «Меркурий»
транспорт «Рион»
41-й флотский экипаж
4-й ластовый экипаж
Николаевский порт

Сражения/войны

Кавказская война
Крымская война

Награды и премии

Орден Святого Станислава 3-й ст. (1838), Орден Святой Анны 3-й ст. (1849), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1856), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1864), Орден Святой Анны 2-й ст. (1872), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1872), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1876), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1879)

Связи

сын А. С. Загорянский-Кисель

Сергей Фаддеевич Загорянский-Кисель (7 декабря 1816 — 20 января 1885) — вице-адмирал; комендант Николаевского порта.



Биография

Родился 7 декабря 1816 года, происходил из дворян Смоленской губернии. Образование получил в Морском кадетском корпусе, из которого выпущен 21 декабря 1835 года мичманом в 33-й флотский экипаж.

В 1838 году, находясь в составе Черноморской флотилии на бриге «Фемистокл», участвовал в сражении с горцами, напавшими на экипажи военных судов, потерпевших крушение, причем в воздаяние «решительности, самопожертвования и храбрости», как сказано в формуляре, был награждён орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами.

В 1841 году произведён в лейтенанты; в 1849 году назначен командиром буксирного парохода «Сулим», в 1852 году получил под свою команду шхуну «Дротик», с переводом в 39-й флотский экипаж капитан-лейтенантом.

Во время Восточной войны командовал бригом «Меркурий» (в 1853 году), а затем заведовал пятью канонерскими лодками и пятью казацкими баркасами на Азовском море.

Совершив 18 морских кампаний, удостоенный 7 апреля 1856 года награждения орденом св. Георгия 4-й степени (№ 9916 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова), Загорянский-Кисель и по окончании Крымской войны продолжал нести службу на море. В 1856 году он командовал батальоном из десяти канонерок с десятью баркасами в отряде капитана 1-го ранга Ендогурова, затем транспортом «Рион» (в 1856—1857 годах), 41-м флотским экипажем (в 1858—1860 годах), 4-м ластовым экипажем (в 1860—1864 годах) и Николаевским портовым экипажами (в 1864—1866 годах). В 1861 году произведён в капитаны 2-го ранга, а 1 января 1864 года — 1-го ранга.

13 февраля 1867 года, по сокращении Черноморской флотилии и упразднении Николаевского портового экипажа, был прикомандирован к Черноморскому флотскому экипажу. 2 апреля 1873 года назначен заведующим инвалидными хуторами близ Николаева и Севастополя с производством в контр-адмиралы. Николаевским комендантом назначен в 1879 году; в вице-адмиралы произведён в 1884 году. Был членом военно-морского суда в Николаевском порте.

Умер 20 января 1885 года.

Награды

Среди прочих наград Загорянский-Кисель имел ордена св. Анны 3-й степени (1849 год), Святого Станислава 2-й степени с императорской короной и мечами (1864 год), св. Анны 2-й степени (16 апреля 1872 года), св. Владимира 4-й степени (22 сентября 1872 года), св. Владимира 3-й степени (4 апреля 1876 года), Святого Станислава 1-й степени (1 апреля 1879 года).

Источники

Напишите отзыв о статье "Загорянский-Кисель, Сергей Фаддеевич"

Отрывок, характеризующий Загорянский-Кисель, Сергей Фаддеевич

– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.