Задоно-Авиловский

Задоно-Авиловский - бывший хутор в юрте Сиротинской станицы Иловлинского района Волгоградской области.

ЗАДОНСКИЙ – АВИЛОВ (ЗАДОНСКО - АВИЛОВСКИЙ) – хутор Иловлинской станицы Второго Донского округа Области войска Донского, расположен на реке Дон в 10 верстах от своей станицы и в 150 верстах от окружной станицы.

В 1897 году в хуторе насчитывалось 34 двора. В этих дворах проживали 105 лиц мужского пола, в том числе 104 войскового сословия, а также один крестьянин; 96 женского пола – все войскового сословия. В хуторе 201 человек занимался земледелием.

По сведениям за 1915 год, в хуторе было 30 дворов (?), в них проживали 231 (вероятно, опечатка) лицо мужского пола и 243 (вероятно, опечатка) женского пола; земельное довольствие казаков хутора находилось в общзем владении станицы.

В хуторе имелось правление, которое возглавлял выборный атаман. Хуторские атаманы: 1900-1903 гг. – казак Иван Николаевич Несынов, 1904 г. – урядник Иван Николаевич Несынов, 1905-1910 гг. – Урядник Иван Глазков, 1911 г. – казак Федор Пешков, 1912-1913 гг. – урядник Василий Агапов, 1914-1916 гг. – казак И.Чекунов.

Обучение детей осуществляло приходское училище, в котором все дисциплины вела учительница А.Н. Филатова.

В хуторе находилась ветряная мельница.

С.128. «… Одновременно с получением задания поступило сообщение, что противник, в составе нескольких рот пехоты, переправился через Дон у хут. Авилова-Задонскаго, в районе станицы Сиротинской.

Для ликвидации красных у хут.Авилова, я отправил 30-й кон. полк с двумя орудиями, под общей командой полковника Красовскаго, в станицу Сиротинскую, а с остальными двумя полками и батареей, выполняя задачу, перешел в хут. Б. Улановский. …».

С. 131. «… В этот же день, 4 октября, находившийся на правом берегу Дона 30-й конный У.-Медведицкий полк, с 2-мя орудиями 14-й конной батареи, под общим командованием полковника Красовскаго, ликвидировал у хут. Авилова - Задонскаго переправившуюся группу красных, утопив роту пехоты и захватив в плен 1600 человек, пулеметы и обозы. …».

Объекты археологического наследия

В окрестностях расположены древние поселения и могильник. Разрушенная стоянка эпохи позднего неолита находилась на песчаном берегу Дона ниже по течению от хутора. Археологический материал стоянки представлен нуклеусами, ножевидными пластинами, отщепами, фрагментами лепной орнаментированной керамики.

Поселения неолитического, энеолитического времени и эпохи бронзы, а также грунтовый могильник расположены на первой террасе правого берега реки Дон к востоку от хутора. В ходе раскопок могильника было выявлено 6 захоронений энеолитического времени и одно криволукской культуры.

Литература

• Мамонтов, В.И. Отчет о работе Приволжского отряда Волго-Донской экспедиции ЛОИА АН СССР и Волгоградского областного отделения ВООПИК в Волгоградской области (Калачевский, Октябрьский, Суровикинский, Средне-ахтубинский, Иловлинский районы) за сезон 1974 г. Волгоград. 1974. Фонды ВОКМ № 33.
• Еремин, В. И. Отчет о работе Волгоградского отряда Степной неолитической экспедиции в 1976 г. Волгоград, 1977. Архив ВОКМ № 34. 3. Малое, Н.М., Наумов, И.Н. Задоно-Авиловский // Археологическая энциклопедия Волгоградской области. -Волгоград, 2009.
• Генерал-майор Голубинцев, «Русская Вандея. Очерки Гражданской Войны на Дону 1917-1920 гг». г.Мюнхен, 1959. Репринтное

издание. г.Орёл, 1995.

• С.И.Рябов. Верховое донское казачество.Волгоград, 2014, с.219-220.

Отрывок, характеризующий Задоно-Авиловский

– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.