Задонский Рождество-Богородицкий монастырь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Задонский Рождество-Богородицкий монастырь

Собор Владимирской иконы Божьей матери
Страна Россия
Город Задонск
Конфессия Православие
Епархия Липецкая и Задонская
Тип мужской
Первое упоминание 1624
Дата основания 1610
Основные даты:
1692уничтожен пожаром
1697восстановлен
1853сооружен Владимирский собор
1919разграблен и закрыт
1990передан в ведение Русской Православной Церкви
Здания:
Собор Владимирской иконы Божией Матери • Колокольня с церковью Николая Чудотворца • Церковь Тихона Задонского и Игнатия Богоносца • Церковь Рождества Богородицы • Церковь иконы Божией Матери «Живоносный источник» • Надвратная часовня • Церковь Тихона Задонского • Часовня-купальня на источнике
Известные насельники Тихон Задонский
Настоятель Митрополит Липецкий и Задонский Никон (Васин)
Сайт [zadonsk-monastyr.ru/ Официальный сайт]
Координаты: 52°23′30″ с. ш. 38°55′09″ в. д. / 52.39167° с. ш. 38.91917° в. д. / 52.39167; 38.91917 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.39167&mlon=38.91917&zoom=17 (O)] (Я)

Задо́нский Рождество́-Богоро́дицкий монасты́рь — мужской монастырь основанный в городе Задонске Воронежской губернии (ныне Задонский район Липецкой области), на левом берегу Дона.





История

Основание

Задонский Рождество-Богородицкий монастырь был основан двумя старцами-схимонахами, Кириллом и Герасимом, выходцами из московского Сретенского монастыря, принёсшими около 1610 года копию Владимирской иконы Богоматери, впоследствии прославившуюся как чудотворная[1]. Первый деревянный храм во имя Сретенья Владимирской иконы Богоматери монахи основали на берегу реки Тешевки при слиянии с Доном.

Изначально монастырь получил название Задонского Тешевского Богородицкого, потому что относительно Москвы находился за рекой Дон, стоял на реке Тешевке и главной святыней была икона Владимирской Богородицы. Доподлинно неизвестна дальнейшая жизнь основателей монастыря, но принято считать, что они продолжили там служить до конца жизни и были похоронены рядом с храмом, о чём говорит запись в заупокойном Синодике.

Становление монастыря

В 1692 году пожар уничтожил все постройки монастыря, включая архивы и имущество. Невредимой осталась лишь святыня — икона Богоматери. С тех пор икона стала ещё более почитаемой среди верующих.

К 1697 году обитель и все прежние здания были восстановлены. Строительство проходило тщанием игумена Трифона, бывшего настоятелем монастыря с 1693 г. по 1697 г. Спустя 44 года прежняя деревянная церковь обветшала, да и не могла уже вместить всех верующих, поэтому в 1736 году игумен Ефимий II предпринял строительство первой церкви из камня с двумя приделами — в честь Рождества святого Иоанна Предтечи и во имя Евсевия, епископа Самосадского. Уже в 1741 году освятили главный престол. При игумене Ефимии с западной стороны монастыря были возведены каменные забор с воротами и готическая колокольня. На первом этаже колокольни располагался храм во имя святителя Николая, а по флангам возведены двухэтажные кельи с кладовыми. В 1769 году в монастырь приходит епископ Воронежский и Елецкий Тихон (Соколовский), уже при жизни считавшийся святым. С приходом Святителя Тихона монастырь обретает свою известность и почитаемость.

10 сентября 1798 года в сан архимандрита монастыря был возведён Тимофей (Самбикин), который на протяжении предыдущих восьми лет был в нём игуменом, а также состоял присутствующим членом Воронежской консистории. В этой должности он пробыл по 15 июля 1805 года, когда был из Задонска определён настоятелем Соловецкого монастыря[2]. С приходом нового архимандрита возобновляется строительство новых зданий на территории монастыря — в том числе восточная одноэтажная келья для настоятеля и двухэтажный южный корпус для служителей, закачивается строительство каменный ограды с двумя башнями (одна сохранилась до современности). В то же время обновляется Владимирский храм — появляется настенная живопись, перекрывается крыша, достраиваются служебные дворы. С 1779 г. по 1802 г. на территории монастыря размещались Уездное Казначейство и присутственные места.

В конце XVIII века монастырь причислили к третьему классу, по которому полагалось иметь игуменов. В 1797 году для третьеклассных монастырей было положено иметь архимандритов, поэтому в уже в 1798 году в Задонском монастыре появилась архимандрия. Монастырь значился на 130 м месте в списке 1810 года всех монастырей третьего класса.

С увеличением числа паломников в Задонский монастырь назревает объективная необходимость строительства новых зданий и обновление существующих. Так был построен северный жилой корпус для паломников, впоследствии отданный под кельи. Корпус был позже уничтожен при строительстве нового здания Владимирского храма. Сам храм Владимирской Богоматери был вновь расписан и подновлен в 1803 году. При архимандрите Иннокентии в 1806 году была устроена каменная трапезная с богатой отделкой в виде колонн, богатых украшений и алебастровых фигур. В ней же расположилась монастырская хлебопекарня. Позже трапезную переоборудовали в зимнюю церковь. В 1815-16 гг. обновлены кельи, трапезная и прочие здания. В 1817 году к двухэтажному корпусу пристроили двухэтажную Вознесенскую церковь и помещение для больницы.

В 1818 году рядом с Вознесенским храмом было возведено здание для духовного училища (первые два этажа занимали ученики, третий этаж был отдан наставникам). В том же году в обитель прибыл Георгий (Задонский), который на протяжении 17-ти лет вёл в монастыре затворническую жизнь.

С 1814 года Задонский монастырь берет на своё попечение от 10 до 20 самых бедных учеников как воспитанников Святителя Тихона. В 1822 году правлением Воронежской губернии Задонскому монастырю было выделено для строительства колокольни и гостиницы 480 кв. м земли.

В 1827 году архимандрит Самуил подал прошение в епархию о расширении Владимирского собора, на что преосвященный Антоний XI ответил: «Заготовление материалов дозволяется, но рекомендую отцу-настоятелю попещись не о распространении ныне существующей церкви, а о построении новой, соответственной знатности монастыря». Строительная комиссия одобрила план стройки нового храма, колокольни и гостиницы в 1829 году. Уже на следующий год колокольня была отстроена по второй этаж включительно; возводилась она отдельно от церкви. В 1832 году расширили и перестроили главную церковь, обновили роспись и иконостас, заменили кровлю.

21 августа 1835 года колокольню освятил архиепископ Антоний XI. Под колокольней располагались главные ворота, которые предполагалось использовать в особых торжественных случаях. Вход украшен греческим портиком, опирающийся на колонны. В арке входа потолок был расписан изображением двух ангелов, несших икону Николая Чудотворца, и была нанесена надпись «Радуйся Николае великий чудотворче!» Во втором этаже колокольни был устроен храм Святителя Николая Мирликийского, который освятили в 1838 году. С обеих сторон колокольни располагались корпуса для паломников; общее количество комнат 78. Колокольня имела 11 колоколов. Самый первый и самый большой отлили (весом 5т) в 1846 году, второй колокол весил 1965 кг, третий 1146 кг. Общая масса колоколов составила 9844 кг. Среди малых был колокол, обнаруженный в 1815 году на пустыре Донщины.

В 1830 году между гостиницей и храмом возвели ограждение с двумя входами: со стороны колокольни к Владимирскому храму и со стороны гостиницы во двор. Позже у ворот был оборудован тротуар с пирамидальными тополями по бокам, ведший в храм Рождества Пресвятой Богородицы (перестроена в 1834 году из одноэтажной трапезной братии); позже здесь находились мощи Святителя Тихона. Деревянное помещение имело арки в боковых стенах, а свод держался на 18 деревянных колоннах со штукатуркой под мрамор. Храм Рождества Пресвятой Богородицы имел три предела: по центру — Рождества Пресвятой Богородицы, справа — во имя Митрофана, первого епископа Воронежского и чудотворца, слева -преподобных Антония и Феодосия Пещерских. В 1862 году храм из-за ветхости начали перестраивать в каменный.

В 1838 году окончены отделочные работы церкви Святителя Николая и церковь начала действовать. В том же году завершилось строительство (начато в 1836 г.) каменной ограды с двумя воротами, украшенными 8ю колоннами.

В 1839 году было принято решение о строительстве нового главного Собора взамен ветхого, чуть севернее существовавшего на тот момент Владимирского храма. Параллельно планировалось убрать все ветхие здания монастыря, заменив их современными каменными.

В 1841 году Владимирский храм пришёл в полную негодность, о чём свидетельствует послание архимандрита Маркирия в епархию: «из монастырских зданий в трапезной церкви Владимирской Богоматери, она же и летняя соборная, трещины в сводах, на братском корпусе, где училище, течь; на сараях и конюшнях крыша совершенно разрушается». В том же году храм опечатали и закрыли.

В 1845—1853 годах по проекту архитектора К. А. Тона (автор храма Христа-Спасителя в Москве) был построен новый величественный пятиглавый собор в честь Владимирской иконы Божией Матери. Иконостасы для него предоставлены художником Т.Е.Мягковым. Новый трехэтажный храм имел три входа, центральный купол и четыре башни укрытые белым железом с изображением крестов и яблок из червоного золота. По сторонам входов храм был украшен десятью колоннами с пилястрами. Алтари и пространство для богослужений поднимается над полом на 1 метр. Храм имел 8 престолов: в честь Владимирской Богоматери, Покрова Божией Матери, во имя Алексия, митрополита, и Симеона Столпника, святой мученицы царицы Александры, святого первомученика архидиакона Стефана, во имя Пресвятой Троицы, святой праведной Анны, святой великомученицы Екатерины. Снаружи храм был отштукатурен и покрыт голубым цветом, при этом алтарь, трапезы и фронтоны под крышей были выкрашены в зелёный.

Одной из главных святыней храма является чудотворная Владимирская икона, которая была помещена у клироса. Риза иконы выполнена из серебра с позолотой и украшена жемчугом и драгоценными камнями. Икона уцелела при пожаре 1692 года, помогла в эпидемии холеры в Задонске в 1830-31 гг. и 1848 г. (в монастыре болезнь свирепствовала, но никто не умер от неё), спасла Задонск в июне 1861г и 1 августа 1869 г. от уничтожения огнём (икону приносили к пожарищу с молебном и огонь стихал, что давала возможность потушить его). Также к особо почитаемым относятся следующие иконы Собора: Спасителя и Богоматери, святого благоверного князя Александра Невского, Спасителя, Богоматери, жертвоприношение Авраама и видение пророка Исайи, святой мученицы Валентины, Марии Египетской.

Храм торжественно заложили 10 июня 1845 года с благословения архиепископа Антония II и настоятелем архимандритом Иларием. Плита, заложенная у основания, гласит: "«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Основана сия церковь в честь и память Владимирской Божией Матери, при державе Благочестивейшего Самодержавнейшего Великого Государя нашего императора Николая Павловича, при святительстве же господина Высокопреосвященного Антония, епископа Воронежского и Задонского, и священного архимандрита Илария, 1845 год июня 10 дня; при чем заложены мощи, иже во Святых Отца нашего Митрофана I, епископа Воронежского и чудотворца». Нижний этаж освятили в 1848 году, прочие 13 августа 1853 года. Храм перекрыли английской жестью в 1858 году.

Обретение мощей Святителя Тихона Задонского

В 1846 году при разборе старой деревянной Владимирской церкви было обнаружено, что склеп, в котором покоился Святитель Тихон был частично разрушен, а его гроб, нарушенный упавшими кирпичами, сильно обветшал. Тогда и было замечено, что почивший архипастырь, проведя 63 года в сыром месте, не был тронут тленом. Тело было переложено в другую гробницу, которую поместили в теплом храме. Об этом факте, а также о чудесах исцеления у гробницы, архиепископ Воронежский Антоний сообщил Священному Синоду, а также в день своей кончины написал письмо об этом императору Николаю I.

В дальнейшем для установления факта обретения мощей была создана комиссия, в которую входили митрополит Киевский Исидор, местный преосвященный архиепископ Иосиф и архимандрит московский Покровского монастыря Паисия, два человека из Задонского духовенства и два иеромонаха Задонского монастыря. 19 мая ими было засвидетельствован факт нетленности мощей и облачения Святителя Тихона. После этого Священный Синод направил императору Александру II прошение о причислении Тихона Задонского к лику святых и сделать памятным днем 13 августа. Прошение Александр Николаевич подписал так: «Согласен с мнением Святейшего Синода. Александр».

К началу XX века Задонский монастырь представлял собой целый городок, состоящий из 6 храмов, колокольни, странноприёмного дома, больницы, аптеки, двух кирпичных заводов, одного свечного, церковно-приходской школы. Братия монастыря насчитывала около 300 человек.

Разграбление и закрытие

В 70—80-х годах XX века на территории монастыря, во всех его зданиях, располагался консервный завод, а сам собор был переделан под склад продукции.

Восстановление, день сегодняшний

В 1990 году Владимирский собор и часть построек монастыря были возвращены Русской Православной Церковью. Первое архиерейское богослужение в соборе состоялось 26 августа 1990 года, в день памяти святого Тихона Воронежского, Задонского чудотворца. В настоящее время монастырь восстановлен; управление монастырской братией в числе более 200 послушников и 60 монашествующих осуществляет наместник игумен Трифон (Голубых).

Монастырь принимает паломников, при нём действует ряд бесплатных паломнических гостиниц.

1 сентября 2008 года Банком России была выпущена серебряная памятная монета, посвящённая Владимирскому собору Задонского Рождество-Богородицкого монастыря.

Святыни

Мощи святого Тихона Задонского.

В монастыре сберегается деревянный ковчег, содержащий частицы мощей наиболее чтимых на Руси святых. Мощи 11 задонских праведников сегодня находятся в мраморной гробнице во Владимирском соборе монастыря (среди них юродивый Антоний Монкин).

Найдены и восстановлены два наиболее почитаемых из 20 насчитывавшихся до революции святых источников. Восстанавливается храм в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник».

Храмы монастыря

  • Собор Владимирской иконы Божией Матери
  • Трапезный корпус с церковью Вознесения Господня
  • Колокольня с трёхпрестольной церковью в честь Усекновения главы Иоанна Крестителя, святителя Николая Чудотворца и священномученика Евсевия Самосатского.
  • Церковь Тихона Задонского и Игнатия Богоносца
  • Церковь Рождества Богородицы с приделом в честь Тихвинской Ея иконы.
  • Церковь в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник» и мученицы Агриппины.
  • Надвратная часовня
  • Церковь Тихона Задонского
  • Часовня-купальня на источнике

См. также

Напишите отзыв о статье "Задонский Рождество-Богородицкий монастырь"

Примечания

Ссылки

  • [zadonsk-monastyr.ru/ Официальный сайт]
  • Банк России. [www.cbr.ru/bank-notes_coins/base_of_memorable_coins/coins1.asp?cat_num=5111-0174 Памятная монета «Владимирский собор Задонского Рождество-Богородицкого монастыря»]. — (Дата выпуска: 01.09.2008; Каталожный номер: 5111-0174). Проверено 29 января 2009. [www.webcitation.org/61B7A3SJ0 Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].

Литература


Отрывок, характеризующий Задонский Рождество-Богородицкий монастырь

Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.