Зайд, Александр

Александр Зайд
ивр. ‏אלכסנדר זייד‏‎
Место рождения:	Зима, Российская империя
Место смерти:	на пути в Алоним, Подмандатная Палестина

Александр Зайд (ивр. ‏אלכסנדר זייד‏‎; 1886 — 10 июля 1938, Палестина) — один из основателей еврейских организаций обороны «Бар-Гиора» и «Ха-Шомер», видный деятель Второй алии. Участник кибуцного движения и основатель кибуца Кфар-Гилади в Еврейском ишуве.

Биография

Детство

Александр Зайд родился в 1886 году в маленьком сибирском городке Зима, который расположен в Иркутской области. Ещё до рождения Александра его отец был сослан за революционную деятельность из Вильно, где он проживал, в Сибирь. Мать Александра была из субботников и её семья в поисках покоя бежала в Сибирь, где и родился Александр. В 1889 году, когда Александру было три года, его мать была убита бандитами. После этой трагедии семья переехала в Иркутск где также было больше возможностей при поиске работы. В 1901 году Александр и его отец вернулись в Вильно. Вскоре его отец вступил в повторный брак. Но через два года он умер. Александру было 15 лет, когда он остался круглым сиротой.

Идеи сионизма

В Вильно Александр встретился с Михаэлем Гальпериным который был одним из пионеров Первой алии и прибыл с целью агитации и содействия иммиграции молодежи в Палестину. Гальперин был энтузиастом и фантазером, натурой увлеченной и умевшей увлечь пламенными речами молодежь. Вернувшись в Россию из первой своей поездки в Палестину, он ездил по городам империи, призывая еврейских юношей и девушек к возвращению на свою историческую родину в Сион. Так он добрался до Вильно где и встретился с Зайдом.

Александр Зайд позже писал о М. Гальперине в своих воспоминаниях:

«Он добровольно возложил на себя обязанности воспитывать нас для Земли Израиля. Он выбрал 30 человек и занялся нами особо. В каждый канун Субботы мы уходили за город, занимались там спортом, а затем садились в кружок, и Гальперин рассказывал нам о социализме, но главным образом о Палестине и арабах. Он стремился подготовить нас к новой жизни в стране Израиля, к труду на земле и его защите»

Идеи сионизма увлекли юношу и в 1904 году он приезжает в Палестину с помощью сионистского рабочего движения.

В Палестине

Приехав в Палестину Александр начинает работать на винодельном заводе в Ришон Леционе. Именно там он познакомился с Исраэлем Шохатом, который к тому времени уже являлся видным деятелем сионистского движения. В 1907 году он вместе со своими единомышленниками создает подпольную организацию первых еврейских стражей, и называет её Бар-Гиора в честь Шимона Бар-Гиоры, иудейского военачальника, участвовавшего в войне с Римом в 66-70 годах н. э. Через два года, в 1909 году, организация перестала существовать, слившись и став костяком новой организации Ха-Шомер.

Ха-Шомер (с иврита — «Страж»)

Александр Зайд вместе с Исраэлем Шохатом и его женой Маней вновь выступили в роли организаторов и вдохновителей еврейской организации самообороны, которая была создана, так же как и Бар-Гиора, для защиты еврейских сельскохозяйственных поселений в Еврейском ишуве Палестины. Через «Ха-Шомер» прошло огромное количество известных еврейских политических деятелей, — например, Давид Бен-Гурион, который именно от «Стражей» был послан в Константинополь изучать право. Впоследствии первый премьер-министр Израиля сказал о первых «шомеровцах», поселившихся в поселении Седжер, что это были «счастливейшие дни моей жизни». Но именно с организацией Ха-Шомер было связано первое фиаско будущего политика номер один еврейского государства: Давид Грин (тогда он ещё не взял фамилию Бен-Гурион) не был после кандидатского стажа принят в организацию «Ха-Шомер» — о нём было сказано, что он неподходящий человек, рассеянный мечтатель, витающий в облаках.

Приблизительно в этот же период Александр Зайд и его жена Ципора основали кибуц Кфар-Гилади в Галилее, который стал центром подпольной деятельности Ха-Шомер. В 1926 году, после создания Хаганы, Давид Бен-Гурион потребовал, чтобы Ха-Шомер влился в неё и передал всё своё вооружение. Зайд и его жена поддержали слияние с Хаганой, но большинство членов Кфар-Гилади были против. В результате, Зайды были вынуждены покинуть кибуц с четырьмя маленькими детьми и переехали к Шейх-Абреку в Изреельскую долину, там он работал охранником, а также служил смотрителем за землями ЕНФ. Среди прочего, увлечённый археологией, он пригласил из Еврейского университета археолога Биньямина Мазара, который начал тут раскопки поселения начала первого тысячелетия н. э. Бейт Шеарим. Жителей арабской деревни, которая находилась на территории ЕНФ выселили несколько лет назад, когда семья Сурсук, продав эти земли, уехала жить в Бейрут.

Последние годы жизни

Александр Зайд был уважаем бедуинами из окрестных сел, он хорошо говорил по-арабски. Когда по ишуву прокатилась волна еврейских погромов, к нему пришёл бедуин Рашид, сообщив, что его хотят убить и предложением переехать из долины. Зайд ответил, что является стражем (шомер) и охраняет здесь земли ЕНФ. Дважды он выживал после нападений арабов. 11 июля 1938 года Александр отправился по тропинке в кибуц Алоним. В этом походе на него напал Касем Аль-Табаш из бедуинского клана Арб Эль-Хильф.

Увековечение памяти

На вершине холма с видом на долину Изреель была установлена бронзовая статуя Александра Зайда верхом на лошади, произведённая скульптором Давидом Полюсом. Киббуц Гваот Зайд (впоследствии распавшийся) и Бейт-Зайд были названы в его честь. Поэт Александр Пенн посвятил ему своё стихотворение,Адама, адмати («Земля, моя земля»)

ЗЕМЛЯ, МОЯ ЗЕМЛЯ Памяти Александра Зайда О, родная земля, Ты сладка и горька. Ветер трогает камни сухие… Кровью я обручен С той землей на века — На холмах Шейх-Абрек и Хартия. Волны моря нам песни о жизни поют, Солнце шлет нам лучи золотые, Днем и ночью ты длишься, сыновний мой труд, На холмах Шейх-Абрек и Хартия. И оливы мне шепчут: «Да, это твой дом», Хору пляшут друзья и родные. Каждый колос здесь мой, Каждый камень знаком На холмах Шейх-Абрек и Хартия! Я клянусь защищать Эту землю вовек, Отгонять от неё Беды злые. Завещал мне все это Простой человек — На холмах Шейх-Абрек и Хартия…

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/11582 Зайд Александр] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [israel.report.ru/material.asp?MID=1295/ Город мертвых]
• Краткая еврейская энциклопедия Том 2, кол. 522—532

Отрывок, характеризующий Зайд, Александр

– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.