Зайончек, Юзеф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зайончек, Иосиф»)
Перейти к: навигация, поиск
Юзеф Зайончек
польск. Józef Zajączek
Дата рождения

1 ноября 1752(1752-11-01)

Место рождения

Каменец-Подольский

Дата смерти

28 августа 1826(1826-08-28) (73 года)

Место смерти

Варшава

Принадлежность

Речь Посполитая
Польские легионы
Варшавское герцогство
Российская империя Российская империя

Годы службы

17681772 и 1794
17961812
1812
18151826

Звание

генерал от инфантерии

Командовал

5-й корпус (1812)

Сражения/войны

Война барских конфедератов против России
Польское восстание 1794 года:

Штурм Праги

Война Первой коалиции
Война Второй коалиции
Отечественная война 1812 года:

Сражение на Березине
Награды и премии
Князь (с 1818) Ю́зеф Зайо́нчек (польск. Józef Zajączek, 10 марта 1752 — 28 июля 1826) — польский и французский генерал, польский якобинец, участник восстания под руководством Тадеуша Костюшко. Затем вёл пророссийскую политику, был доверенным лицом великого князя Константина Павловича, первый наместник Царства Польского (27 ноября 1815 — 28 июля 1826), сенатор-воевода Царства Польского (1815).



Биография

Представитель польского шляхетского рода Зайончек герба «Свинка». Сын полковника народовой милиции Замойских Антония Зайончека и Марианны Цешковской.

В возрасте 16 лет начал военную службу в армии Речи Посполитой, был кавалеристом и адъютантом гетмана великого коронного Ксаверия Браницкого.

Участвовал в Барской конфедерации, созданной против России, под конец которой находился в Париже в качестве секретаря посла барских конфедератов. После поражения Барской конфедерации весной 1774 года удалился с группой офицеров (в том числе с Казимиром Пулавским) на Балканы, чтобы принять участие на стороне Турции в войне против России, но этот план рухнул из-за поражения в войне Турции. Затем Юзеф Зайончек выехал во Францию, где некоторое время служил во французской армии. После возвращения на родину служил в гвардии гетмана великого коронного Франциска Ксаверия Браницкого, а затем в драгунских отрядах в чине капитана. В 1777 году — подполковник драгунского полка и адъютант гетмана Ф. К. Браницкого.

В 1784 году Ю. Зайончек был избран послом (депутатом) на сейм, где призывал к реформированию и увеличению численности польской армии, а также выступал за сохранение дворянских вольностей. В феврале 1787 года Ю. Зайончек был назначен командиром кавалерийского полка Великой Коронной Булавы в чине полковника. Как сторонник пророссийской группировки гетмана Франциска Браницкого в 1788 году участвовал в осаде русской армией турецкой крепости Очаков.

В 1790 году Ю. Зайончек был избран послом от Подольского воеводства на Четырёхлетний сейм. Во время работы в сейме он покинул группировку Браницкого, присоединившись патриотическо-реформаторской партии. Особенно был заинтересован в судьбе крепостных крестьян и реформировании польской армии.

В мае 1791 года Юзеф Зайончек поддержал принятие новой польской конституции и стал одним из секретарей Объединения сторонников конституции. Он принадлежал к группе польских якобинцев.

В 1792 году Юзеф Зайончек в чине генерал-майора принял участие в русско-польской войне и защите Конституции 3 мая. Отличился в битве под Зеленцами, где командовал 3-м полком передней стражи и был награждён новым орденом Virtuti Militari. После присоединения польского короля Станислава Августа Понятовского к Тарговицкой конфедерации Юзеф Зайончек выступал за продолжение военных действий против России. Затем Ю. Зайончек подал в отставку и отправился в эмиграцию, где принял участие в подготовке и организации польского восстания.

В 1794 году Юзеф Зайончек принял активное участие в польском восстании под руководством Тадеуша Костюшко. Участвовал в битвах под Рацлавицами (после чего он был произведен в генерал-лейтенанты), Хелмом и Голькувом. После пленения Т. Костюшко Ю. Зайончек короткое время исполнял обязанности главнокомандующего повстанческими силами. Он был членом Наивысшей Национальной рады, где выражал якобинские взгляды. Также являлся членом Военного суда и руководителем обороны Варшавы.

После взятия русскими войсками Праги и Варшавы Юзеф Зайончек уехал из Варшавы в Галицию, где был арестован австрийцами и объявлен военнопленным. Провел в плену около года.

В 1795 году Юзеф Зайончек был освобожден и уехал во Францию, где поступил на военную службу и участвовал в кампаниях Наполеона Бонапарта 17961797 гг. и в Египетской экспедиции. 8 марта 1797 Наполеон произвёл его в бригадные генералы, а в 1799 назначил командиром так называемого Северного легиона, составленного преимущественно из поляков. С 16.05.1802 дивизионный генерал.

С 1807 по 1812 Зайончек находился при французских войсках в Италии. Во время войны 1812 при Березине он потерял ногу и в Вильне 10 декабря 1812 был взят в плен. Император Александр I произвёл его в генералы от инфантерии и назначил в 1815 своим наместником в Царстве Польском и 17 апреля 1818 возвёл в княжеское достоинство Царства Польского. Из-за деятельности в интересах России среди поляков имел репутацию изменника.

4 октября 1816 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного[1].

Жена

C 1786 года женат на Александре Яковлевне Пернет (ум. 1845), разведенной жене личного врача гетмана Яна Браницкого; с августа 1826 года статс-даме высочайшего двора. Княгиня Зайончек была известна в обществе своей неувядающей красотой. По словам фрейлины В. Туркестановой, она «обладала талантом хорошо выглядеть и производила неизгладимое впечатление молодым лицом, утверждали, что она ежедневно купается в ледяной воде. В 65 лет, ей с трудом можно было дать 40; у неё были восхитительные манеры и осанка, наряды, лицо её нельзя было назвать привлекательным, но глаза княгини были красивыми, а черты лица очень живые, всем своим видом она напоминала герцогиню Курлядскую»[2].

Много хороших слов о ней оставила в своих мемуарах графиня А. Потоцкая[3]. Князь Вяземский, говоря о привлекательных польках, относил к числу их и княгиню Зайончек, «которой загадочные лета терялись в сумраке доисторических годов, но ум был свеж, игрив, и все женские свойства, наклонности и уклончивости нисколько не поддавались давлению времени и ограничениям, которые влекут они за собой»[4]. Умерла княгиня Зайончек в Варшаве, достигнув почти ста лет[5]. Её второй брак был бесплодным.

Напишите отзыв о статье "Зайончек, Юзеф"

Примечания

  1. Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»)
  2. Д. И. Исмаил-Заде. Княжна Туркестанова. Фрейлина высочайшего двора. — СПб.: Издательство «Крига», 2012. — 568 с.
  3. А. Потоцкая. Мемуары графини Потоцкой, 1794—1820.— М.: Кучково поле, 2005. — 303 с.
  4. П. А. Вяземский. Полное собрание сочинений в 12 т. — Т. 2. — СПб., 1878. — С. 7-8.
  5. П. Ф. Карабанов. Статс-дамы русского двора // Русская Старина. 1871. Т. 3.— С. 280.

Ссылки

  • [wars175x.narod.ru/bgr_zaj.html Биография Зайончека].
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Зайончек, Юзеф

Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.