Зайцева, Наталия Павловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Наталия Павловна Зайцева
Род деятельности:

Школьница

Дата рождения:

11 августа 1955(1955-08-11)

Место рождения:

Рославль

Гражданство:

СССР СССР

Дата смерти:

4 февраля 1970(1970-02-04) (14 лет)

Место смерти:

Инта

Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Наталия Павловна Зайцева (19551970) — советская школьница, спасшая из пожара несколько человек, но сама при этом погибшая.



Биография

Родилась 11 августа 1955 года в городе Рославле Смоленской области в семье рабочих.

Училась в средней школе № 2. Закончила два класса, когда ее родителей по оргнабору направили на работу в Печорский угольный бассейн в город Инта Коми АССР. Переехав на север, училась в средней школе № 6[1].

Вечером 4 февраля 1970 года в посёлке Южный, в многоэтажном доме, где жили Зайцевы, в подвале загорелись дрова и уголь. Ядовитые газы и дым быстро заполнили лестничную клетку и стали проникать в квартиры. Когда люди спохватились, выход на улицу уже был отрезан, в образовавшейся панике она не растерялась и провела оказавшихся на виду женщин и детей на кухню, где было меньше дыма и газов. Затем она, снова направилась на поиски людей по квартирам и перевела в безопасное место еще четыре ребёнка. Намочив водой платок и укрыв им лицо, Наташа снова побежала по квартирам и принесла на кухню шестилетнего ребёнка. Через несколько минут, она с трудом перенесла в безопасное место потерявшую сознание Ф. С. Захарову[1].

Подоспевшие пожарные и дружинники нашли Наташу в одной из кухонь, возле раковины — она хотела дотянуться до воды, но упала без сознания. Несколько дней врачи боролись за её жизнь, но вечером 6 февраля она умерла. При большом стечении людей гроб с телом Наташи Зайцевой был направлен в её родной город Рославль. Похоронена на Вознесенском кладбище Рославля[1].

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 августа 1970 года за «отвагу и самоотверженность, проявленные при спасении детей во время пожара» Наташа Зайцева посмертно награждена медалью «За отвагу на пожаре». Её именем названа улица в Рославле, а на здании рославльской школы № 2 установлена мемориальная доска[1].

Напишите отзыв о статье "Зайцева, Наталия Павловна"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [smolnecropol.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1291:zaytzeva&catid=36:2012-09-04-07-34-10&Itemid=67 Зайцева Наташа]. Смоленский некрополь. Проверено 22 июля 2016.

Отрывок, характеризующий Зайцева, Наталия Павловна

Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.