Зайцев, Алексей Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Андреевич Зайцев
Дата рождения

18 августа 1904(1904-08-18)

Место рождения

дер. Выстогино, Осташковский уезд, Тверская губерния, Российская империя

Дата смерти

3 мая 1966(1966-05-03) (61 год)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19271955

Звание

Командовал

314-я стрелковая дивизия
103-й стрелковый корпус

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Алексей Андреевич Зайцев (18 августа 1904, деревня Выстогино, Тверская губерния — 3 мая 1966, Москва) — советский военный деятель, полковник (1943 год).





Биография

Алексей Андреевич Зайцев родился 18 августа 1904 года в деревне Выстогино[1] Тверской губернии[2].

В октябре 1927 года был призван в ряды РККА и направлен красноармейцем в составе отдельной роты связи штаба 10-го стрелкового корпуса (Московский военный округ). В январе 1931 года был направлен в 10-й полк связи этого же корпуса, где после окончания ускоренных курсов младшего комсостава сверхсрочной службы служил на должностях младшего командира, заведующего складом и старшины, с июня того же года — командиром взвода и помощником командира роты отдельного батальона связи корпуса. В июле 1933 года был назначен на должность начальника связи 199-го стрелкового полка, в июне 1934 года — на должность начальника связи батальона 50-й стрелково-пулемётной бригады, а в декабре 1938 года — на должность командира отдельной роты связи 50-й мотобригады (Белорусский военный округ).

В июле 1939 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе.

Великая Отечественная война

В июле 1941 года был назначен на должность начальника связи 314-й стрелковой дивизии (Среднеазиатский военный округ), в ноябре — на должность начальника штаба этой же дивизии, которая принимала участие в боевых действиях в районе городов Подпорожье и Свирь-3, однако вскоре дивизия отступила на новые рубежи и по левому берегу реки Свирь на фронте Свирь — Шамокша. С 5 мая по 18 августа 1942 года подполковник Алексей Андреевич Зайцев временно исполнял должность командира 314-й стрелковой дивизии, находившейся в резерве армии, но из-за убытия дивизии на Волховский фронт Зайцев с 3 по 18 августа находился в распоряжении командующего 7-й армии и в сентябре был назначен на должность начальника штаба 272-й стрелковой дивизии, которая вела оборонительные боевые действия на реке Свирь в районе Лодейного Поля.

В июне 1943 года был направлен на учёбу на курсы усовершенствования при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которых в октябре того же года был назначен начальником штаба 103-го стрелкового корпуса. С 8 октября 1943 по 11 января 1944 года полковник Зайцев временно исполнял должность командира корпуса, который до 16 ноября находился па формировании в Сердобске (Приволжский военный округ). Летом 1944 года корпус участвовал в ходе Витебско-Оршанской, Полоцкой и Шяуляйской, а осенью — в Рижской и Мемельской наступательных операций. За боевые успехи корпуса в боевых действиях был награждён орденом Красного Знамени. В феврале 1945 года убыл на лечение по болезни.

Послевоенная карьера

После выздоровления полковник Зайцев был назначен на должность заместителя начальника штаба — начальника оперативного отдела штаба 6-й гвардейской армии, затем — на аналогичную должность в штабе Горьковского военного округа, в январе 1946 года — на должность старшего преподавателя кафедры общей тактики Высшей офицерской школы штабной службы Красной Армии, в феврале 1947 года — на должность начальника оперативного отдела штаба 87-го стрелкового корпуса (Дальневосточный военный округ), а в мае — на должность начальника штаба 342-й стрелковой дивизии этого корпуса.

В декабре 1949 года был направлен на учёбу в Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова, после окончания которой в апреле 1952 года был назначен на должность заместителя начальника 3-го отдела, затем — на должность начальника 1-го отдела Управления ввузов Министерства обороны СССР, в мае 1953 года — на должность начальника 1-го отделения отдела учебно-методического и инспекторского по ввузам, а в июне 1955 года — на должность начальника 1-го отдела этого управления.

Полковник Алексей Андреевич Зайцев в ноябре 1955 года вышел в запас. Умер 3 мая 1966 года в Москве.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Зайцев, Алексей Андреевич"

Примечания

  1. [podvignaroda.ru/?#id=1265754070&tab=navDetailManCard Зайцев Алексей Андреевич] № записи: 1265754070. Подвиг народа. Проверено 27 сентября 2016.
  2. Деревня Выстогино не сохранилась; ныне территория относится к Захаровскому сельскому поселению, Селижаровский район Тверской области.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 205—206. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Зайцев, Алексей Андреевич

– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.