Заккум

Заккýм — в Коране адское дерево, растущее из «корня геены» (Коран 37:62-65), плоды которого представляют собой головы дьяволов. Служит пищей для грешников.

Дерево Заккум упоминается в Священном Коране:

Сура ад-Духан, аят 43-49

إِنَّ شَجَرَةَ الزَّقُّومِ (٤٣) ٠طَعَامُ الْأَثِيمِ (٤٤) ٠كَالْمُهْلِ يَغْلِي فِي الْبُطُونِ (٤٥) ٠كَغَلْيِ الْحَمِيمِ (٤٦) ٠خُذُوهُ فَاعْتِلُوهُ إِلَى سَوَاء الْجَحِيمِ (٤٧) ٠ثُمَّ صُبُّوا فَوْقَ رَأْسِهِ مِنْ عَذَابِ الْحَمِيمِ (٤٨) ٠ذُقْ إِنَّكَ أَنتَ الْعَزِيزُ الْكَرِيمُ (٤٩) ٠

Воистину, дерево заккум будет (43) пищей грешника. (44) Подобно осадку масла (или расплавленной меди), оно будет кипеть в животах так, (45) как кипит кипяток. (46) Схватите его и волоките (или несите) до самой середины Ада. (47) Затем налейте ему на голову кипяток, причиняющий страдания. (48) Вкушай, ведь ты — могущественный, благородный! (49)

Ученые Богословы поясняют эти аяты следующим образом:

После упоминания о Судном дне и о том, что люди будут разделены на обитателей рая и ада, Всевышний возвестил о том, что неверные и грешники будут страдать в пламени геенны, а их едой будет дерево заккум. Это — самое страшное и самое отвратительное из деревьев, вкус которого напоминает гной со скверным запахом и вкусом, который к тому же невероятно горяч и бурлит во чреве так, как кипит кипяток. Адскому мученику скажут: «Ты считал себя великим, благородным мужем! Если ты был так велик, отчего ты не защитил себя от наказания? Если ты был так благороден, отчего тебя постигла Божья кара? Сегодня тебе стало ясно, что ты был презренным и ничтожным».

Сура ас-Саффаат, аят 62-64

أَذَلِكَ خَيْرٌ نُّزُلًا أَمْ شَجَرَةُ الزَّقُّومِ (٦٢) ٠إِنَّا جَعَلْنَاهَا فِتْنَةً لِّلظَّالِمِينَ (٦٣) ٠إِنَّهَا شَجَرَةٌ تَخْرُجُ فِي أَصْلِ الْجَحِيمِ (٦٤) ٠

Это угощение лучше или дерево заккум? (62) Мы сделали его искушением для беззаконников. (63) Это — дерево, которое растет из основания Ада. (64)

Ученые Богословы поясняют эти аяты следующим образом:

Разве райское блаженство не лучше, чем мучительное наказание в геенне? Какое угощение лучше: изысканные райские яства или дерево заккум, плодами которого будут питаться обитатели ада? Господь сделал это дерево наказанием для грешников, которые увязали в неверии и неповиновении Аллаху. Оно растет в самой середине ада, и его корни берут начало из адских недр. Это — самая скверная и самая отвратительная почва, а следовательно и произрастающее на ней дерево должно быть самым отвратительным. Именно это разъяснил Всевышний, когда вначале упомянул о происхождении дерева, а затем — его плодах.

Сура Сура Аль-Вакиа, аят 51-55

ثُمَّ إِنَّكُمْ أَيُّهَا الضَّالُّونَ الْمُكَذِّبُونَ (٥١) ٠لَآكِلُونَ مِن شَجَرٍ مِّن زَقُّومٍ (٥٢) ٠فَمَالِؤُونَ مِنْهَا الْبُطُونَ (٥٣) ٠فَشَارِبُونَ عَلَيْهِ مِنَ الْحَمِيمِ (٥٤) ٠فَشَارِبُونَ شُرْبَ الْهِيمِ (٥٥) ٠

Тогда вы, о заблудшие, считающие лжецами посланников, (51) непременно вкусите от дерева заккум. (52) Вы будете набивать ими животы (53) и запивать их кипятком, (54) как пьют больные верблюды, которые не могут спастись от жажды". (55)

Ученые Богословы поясняют эти аяты следующим образом:

В этот день нечестивцы, которые отказались от прямого пути и последовали путём погибели, отвергли Посланника и принесенную им истину и не уверовали в вознаграждение и наказание своего Господа, непременно будут вкушать плоды дерева заккум. Это — самое отвратительное и скверное дерево, которое издает зловонный запах и имеет ужасный вид. Из-за невообразимого голода грешники будут набивать свои чрева плодами заккума, невзирая на их отвратительный вид. Но от плодов адского дерева будут сгорать их печени и разрываться сердца. Вот такими яствами будут утолять голод адские мученики, но эти яства не прибавят им веса и не избавят их от голода. А что касается питья в огненной геенне, то это — самое скверное питье, которым мученики запивают отвратительные адские плоды. Это — кипяток, который будет вскипать и клокотать во чревах грешников, но несмотря на это они будут жадно поглощать его, подобно больным, истомленным жаждой верблюдам.

Отрывок, характеризующий Заккум

Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.