Законы Джима Кроу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Законы Джима Кроу (англ. Jim Crow laws) — широко распространённое неофициальное название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890 — 1964 годов.

После Гражданской войны в США, освободившей чернокожих от рабства, федеральное правительство приняло меры по обеспечению их прав (13, 14, 15 поправки к Конституции, Закон «О гражданских правах» 1866 года и 1875 года). В ответ демократы южных штатов приняли местные законы, серьёзно ограничившие в правах чёрное меньшинство, а также индейцев, которые отказались от депортации в Оклахому и остались жить под юрисдикцией правительства США в юго-восточных штатах. Эти законы стали известны как «Законы Джима Кроу» (Jim Crow laws), названные по имени комического персонажа.

Впервые имя Кроу появилось в песенке «Прыгай, Джим Кроу (англ.)», спетой в 1828 году Томасом Райсом (Thomas D. Rice), эмигрантом из Англии, исполнявшим её с вымазанным жжёной пробкой лицом. Автором слов и сопутствующего танца явился безвестный чернокожий из Кентукки, песенка которого так понравилась Райсу, что он стал исполнять её сам. Благодаря злободневности, она стала популярной, в том числе войдя в число обязательных номеров уличных музыкантов, а имя стало нарицательным для обозначения бедно одетого неграмотного чернокожего. Затем появились уличные пьесы, в которых «Джим Кроу» выступал в паре с «Зип Куном» (Zip Coon, что-то вроде «Ловкого Ниггера») — пышно одетым чернокожим, который успешнее «приспособился» к белой культуре.

Началом эпохи «Законов Джима Кроу» принято считать 1890 год, когда в Луизиане была введена расовая сегрегация на железной дороге. К 1915 году в каждом южном штате были приняты законы, которые устанавливали сегрегацию в учебных заведениях, отелях, магазинах, ресторанах, больницах, транспорте, туалетах. В судах было две Библии, одна из которых предназначалась для принесения присяги чёрными. Существовали ограничения, связанные с участием в голосовании: избирательный налог и тест на грамотность, которые относились только к чернокожим. В результате этого на выборах 1900 года в Алабаме из 181500 человек чёрного населения допустили к голосованию лишь 3000. Формально законы Джима Кроу ограничивали избирательное право только на основании избирательного налога и малограмотности и ограничивали также права малоимущего белого населения, однако дедушкина оговорка позволяла неграмотным белым голосовать, но не касалась цветного населения.

К середине XX века под давлением общественности Верховный суд стал признавать эти законы антиконституционными. Сегрегация в государственных школах южных штатов была признана неконституционной только в 1954 году. Последний из дискриминационных законов был отменен в 1964 году после рассмотрения дела «Мотель „Сердце Атланты“ против Соединённых Штатов», когда в Джорджии запретили сегрегацию в общественных местах.



См. также

Напишите отзыв о статье "Законы Джима Кроу"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Законы Джима Кроу

– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.